— Могу себе представить, — барон осторожно, чтобы не потревожить культю, переменил позу. — Он теперь по всему миру об этом раструбит. Как же-с, великий флотоводец, герой! Кто из нынешних мусульманских правителей может таким похвастаться? Да они все от зависти удавятся. Шутка сказать — одолеть в морском бою не кого-нибудь, а самых настоящих англичан!
— Кстати о правителях… — Казанков щёлкнул пальцами. — Пока мы снимали султана, две оставшиеся британские посудины подошли к «Бакканту» и тоже начали спасательные работы. Стрелять к тому времени уже перестали, и нам, и им было сильно не до того. А потом англичане отошли от корвета, развернулись и дали дёру. О «Сириусе» даже не вспомнили, хотя оттуда и кричали, и палили, даже ракеты пускали. Вот угадай — почему?
Барон пожал плечами и скривился — утраченная конечность отозвалась вспышкой боли.
— Мы тоже гадали, пока не сняли остатки команды с «Сириуса». Оказывается, на «Бакканте» состояли мичманами — кто бы ты думал? Два внука королевы Виктории, Георг и Альфред собственными персонами! Положено у них, видишь ли, принцы крови обязательно должны послужить во флоте. А тут война, парни молодые, горячие, подай им службу на боевом корабле! Вот бабуля и выбрала «Баккант». Ему даже проверку устроили сильным штормом, чтобы случайно не потонул, на манер «Кептена»[13]
. Вот такое у нас вышло сражение — с участием аж трёх августейших особ!— Скорее, не сражение, а охота! — хмыкнул Греве. — Сначала они нас ловили, потом вы — их. Ты султану об этом расскажи — вот будет счастье!
Он изо всех сил старался скрыть удивление — известие в самом деле было поразительным.
— Уже сказали. Так он на радостях объявил, что награждает всех русских офицеров какой-то там висюлькой. Тебе, кстати, тоже полагается. А как раздулся от важности — я думал, лопнет…
— Ладно, аллах с ним, с султаном, — отмахнулся барон. Известие о награждении занзибарским орденом не произвело на него особого впечатления. — Как дальше-то вышло с принцами?
— Я же говорил: британский коммодор, как мы закатили «Бакканту» мину под корму, насмерть перепугался и кинулся спасать их, позабыв и о «Сириусе», и вообще обо всём на свете.
— Спас?
— Кто ж их знает? Нам не доложились. Но если спас — в первом же порту пойду в храм и поставлю за его здоровье самую большую свечку.
— Тебе-то что за печаль? — барон удивлённо поднял брови. — Ну потопли бы королевские внучки, вот, в самом деле, несчастье…
— Экий ты, братец, кровожадный! — ухмыльнулся Серёжа. — Хотя в чём-то ты прав, до Георга мне действительно дела нет. А вот его кузен — он, если помнишь, сын другого Альфреда, герцога Эдинбургского. Кстати, наш балтийский фрегат в честь него назван.
— Ну и что?
Барон явно не поспевал за мыслью однокашника.
— А то, голова ты садовая, что Альфред — супруг великой княжны Марии Александровны, в замужестве герцогини Эдинбургской, Саксен-Кобург-Готской, и прочая, и прочая, и прочая. Она же — сестра государя императора. Согласись, не хотелось бы иметь на своей совести гибель его племянника.
— Плохо скажется на карьере? — Греве изобразил циничную ухмылку.
— Уж будь благонадёжен. Нет, разумеется, прямо никто не упрекнёт, а вот косые взгляды обеспечены на всю жизнь.
Скрипнула, отворяясь, дверь каюты. На пороге возник вестовой.
— Так что, вашбродия, дохтур велел передать: ежели вы, господин лейтенант, сейчас отсюда не уйдёте, он сам вас прочь пиночьями выбьет. Извиняйте, ежели не так сказал, это всё дохтур…
— Ничего, братец, сейчас иду, — Серёжа торопливо поднялся, скрипнув стулом. — Ты, Карлуша, лежи, поправляйся, я попозже загляну.
— Постой! — барон сделал попытку ухватить его за руку и снова охнул от боли. — Ты хоть скажи, куда мы теперь?
— Через океан, и дальше, во Владивосток. Скоро будешь дома. И вот ещё что…
Серёжа взял со стола толстенький томик и протянул барону.
— Полистай от нечего делать. Там есть и про морских партизан, вроде нас с тобой.
Барон с подозрением посмотрел на однокашника — в глазах у того прыгали весёлые чёртики.
— И главный герой тоже остался с культяпкой вместо руки?
— Нет. Он впадает в зачарованный сон, и в нём ему видятся семь смертных грехов.
Греве рассеянно пролистнул несколько страниц.
— Зачарованный сон, говоришь? Мерзость какая… И ты решил подсунуть это несчастному калеке в качестве духоподъёмного чтения?
— Почему бы и нет? История-то со счастливым концом. Уленшпигель очнулся от летаргии, схватил под мышку свою Нелле и…
— …и с тех пор они жили долго и счастливо?
Серёжа покачал головой.
— История об этом умалчивает. Но ты, если хочешь, можешь додумать её со своей сахарной вдовушкой. Она ведь, кажется, родом из Фландрии?
Барон скривился, будто откусил лимон.
— Доложили уже?
— Слухами кают-компания полнится. Но ты не переживай, будет чем заняться в отставке. Не гусей же тебе, в самом деле, пасти в своём остзейском имении!
И поспешно закрыл за собой дверь, оставив багровеющего от возмущения приятеля в одиночестве.
XI. «Не валяй дурака, Америка…»[14]