Следствие не закончено

Спавшая у ног Егора лайка подняла голову, сторожко повела ушами, затем ощетинилась и заворчала. Кто-то снаружи трижды стукнул в стекло. Егор недоуменно взглянул на затянутое кружевной изморозью окошко, потом встал, сердито цыкнул на собаку и пошел открывать дверь.

Если бы в избе Головина появился тот самый розоволицый и почти безбровый финский солдат, которого они с Сергеем когда-то сняли с дерева, как глухаря, Егор не изумился бы так. Он просто остолбенел, когда распознал в облепленной снегом фигуре Настю.

— Уйми собаку-то, Егор Васильевич, — попросила девушка, боязливо глядя на глухо рычащую лайку. Спохватившись, Егор ринулся на собаку так, что та взвизгнула и метнулась под лавку, как поднятый с лежки заяц-беляк. Настя невольно улыбнулась. Но улыбка показалась Егору жалкой.

— Не ждал небось? — отирая концом шали лицо, спросила она и добавила, не дожидаясь ответа: — Я и сама не думала, что приду к тебе.

Егор стоял опустив руки. От удивления его упрямое лицо стало по-мальчишески простодушным. И хотя мысли проносились, вытесняя одна другую, он не знал, что сказать девушке.

А в груди закипало горячее чувство радости.

— Не прогонишь? — смущенная молчанием Егора, робко спросила Настя.

— Что вы, Настасья Ефимовна… — не сразу отозвался Егор.

Девушка прошла к столу, опустилась на лавку, откинула с головы на плечи шаль. Увидав шитье Егора, улыбнулась.

— Никак портняжил?

— Вроде того. Плохо разве?

— Эх ты, — Настя взяла гимнастерку, покачала головой. Задумалась, машинально разглаживая рукой неловко нашитую заплату. Потом, как бы спохватившись, взглянула на Егора: — Что же ты ничего не спрашиваешь, Егор Васильевич? Будто так и надо. Я ведь не потому к тебе пришла, что…

Настя не докончила фразы, но Егор понял. Ему стало обидно — показалось, что Настя, придя к нему, по-прежнему старается от него отгородиться. Поэтому сказал с нарочитым равнодушием:

— В таком разе — зря отца беспокоишь, Рассердится, узнает если.

— Батя меня… — начала было девушка.

Егор насторожился. Но Настя низко опустила голову и молчала.

— Обидел, что ли? — встревоженно спросил Егор.

— Обидел… Крепко обидел меня папаша, Егор Васильевич. И ни за что…

Эти тихие, мучительные для Насти слова не расстроили Егора. Правда, он почувствовал большую жалость к девушке, но эта жалость вновь пробудила злобу к ее отцу.

— Вот человек — до чего вредный! — сказал Егор.

— Не хуже других! — с неожиданной горячностью вскинулась Настя. — Сами на дурное толкаете.

— Вон как!

Егор опешил. Долго молчал, исподлобья глядя на Настю, и Настя молчала. Потом зябко поежилась и поднялась с лавки. Подняла на Егора тоскливый взгляд, медленно приблизилась к нему, спросила тихонько, ласково:

— Что же делать будем, Егорушка?

Вместо ответа Егор неловко привлек к себе девушку. Впервые ощутил нежную теплоту ее тела. Почувствовал, что Настя и сама подалась к нему. На какое-то, показавшееся очень коротким, время оба замерли. Потом Настя нерешительно отстранилась. Прошептала:

— Что же это я…

Снизу вверх взглянула на Егора, заботливо застегнула ему верхнюю пуговку на рубашке.

— Видел кто, когда ты ко мне шла? — спросил Егор с деланным беспокойством.

— Боишься? — Настя улыбнулась. Она уже не чувствовала себя такой беззащитной и несчастной. Вот он — Егор Головин — стоит перед ней такой сильный, злой, упрямый, а на нее смотрит ласково и преданно. Разве он даст ее в обиду?

Улыбнулся и Егор.

— Мне чего бояться? Не чужое ведь краду. Только я хочу по-хорошему.

— И я тоже, Егорушка… Ничего, завтра пойдем вместе к папаше…

— К папа-аше! — лицо Егора сразу помрачнело. Он уже неласково взглянул на Настю. — Ну нет. Этого твой отец не дождется!

И сразу же вновь испарилась близость, как будто в избу ворвался холодный ветер, глухо завывающий в трубе.

Настя отвернулась от Егора, отошла к столу, заговорила с горечью, трудно:

— А ты как думал меня взять? Без родительского благословения?

Егор усмехнулся:

— Небось благословил уже тебя сегодня… родитель!

У Насти от обиды задрожали губы. Она решительно накинула на голову шаль, подняла с лавки дубленку.

— Куда ты? — Егор испуганно схватил Настю за руку. Девушка, не отнимая руки, безвольно опустилась на лавку. Прислонила голову к углу стола. К ее ногам осторожно подобралась лайка и доверчиво прижала свою остроносую морду к коленям Насти.

В избе стало как-то по-особенному тихо. Только то угрожающе, то жалобно гудел в трубе ветер.

12

Тяжелое утро выдалось для Ефима Григорьевича. С похмелья раскалывалась голова, к горлу подкатывал тошнотный комок, ломило все тело.

В избе было холодно. В заметенное до половины снегом окно пробивался скупой, белесый свет.

Ефим Григорьевич передернулся под тулупом, крикнул:

— Настасья!

Никто не отозвался. Ефим Григорьевич вспомнил кое-что из происшедшего накануне, недовольно засопел. Еще раз позвал, уже мягче:

— Настя, печь-то топить будешь ай нет?

Опять никто не откликнулся.