Слепящая тьма [СИ]

— Этот твар к нам прихадыл! — повторил Муса — ми на границе русский лай (раб, чеченск. — прим автора) взяли! Он за ним прихадыл! С казаками! Он атход астался прикрыват! Много наших палажил, шайтан, с трудом взяли! Его Астамир узнал! Я тэбэ должен, Аслан, паэтому сам его галава нэ атрэзал, тэбэ привез! У тэбя с ним кров! Давай ему прямо сэйчас галава атрэжэм!

— Стой, стой! — с выражением досады на лице проговорил Ходжиев, останавливая разгоряченного джигита — сейчас нельзя. Не видишь — американцы тут у меня! Нельзя! Оставайся у меня до завтра как гость, как американцы уедут — с ним и решим…

— Sorry… — нерешительно проговорил я — простите… это… soldier… солдат?

— Это бандит! Он наших людей убивал, мы его арестовали…

— What… что… его будут… trial… суд?

— Да, его будут судить шариатским судом… — с недоброй усмешкой процедил Аслан Ходжиев — пойдемте в дом. Сегодняшнюю ночь вы проведете у меня как гости…

Конгрессмен Сандерсон ждал нас в доме, в одной из комнат. Вместо делового костюма-тройки на нем был одет старый спортивный костюм «Адидас» и какая-то кожаная куртка. Следов побоев на нем не было, но выглядел он скверно…

— good evening, sir…

— who are you? — удивленно спросил конгрессмен, приподнимаясь на стуле

— lieutenant-commander Ramain, navy special forces — отрекомендовался я — don't worry…

— Это beasts… звери… — вдруг забормотал конгрессмен на плохом русском — они человек голова отрубил. Здесь slaves… рабы…

Еще только мне не хватало истерики у заложника…

— Be ready! — отрезал я — tomorrow…

Добро пожаловать в реальный мир, конгрессмен! Он совсем не таков, каким кажется с Капитолийского холма…

— Что… с ним… — я повернулся к наблюдавшему за нашим разговором Ходжиеву.

— Ничего… — недоуменно проговорил тот — кормили, поили, как с дорогим гостем обращались… За одним столом со мной сидел! Деньги будем считать?

— Да.

Почти весь вечер Аслан Ходжиев провел у нас — считал деньги. Все-таки психологи у нас работают отличные — несколько спортивных сумок с пачками стодолларовых банкнот выглядят куда более привлекательно, чем такая же сумма в безнале, на экране монитора компьютера. Ходжиев даже не столько считал, сколько наслаждался ощущением денег в руках…

Обедать вместе с чеченцами мы отказались. Нам отвели две комнаты в другом крыле дома, подальше от комнаты конгрессмена. Туда мы перетаскали все деньги, оружие, там собирались провести ночь. Машины поставили так, чтобы их было видно из окна, один из нас постоянно наблюдал из окна за машинами — на случай, если кому-то придет в голову прикрепить к днищу маячок или взрывное устройство. В комнату перетаскали все оружие, что у нас было и сухой паек — чтобы поужинать. Ходжиев наугад выдернул несколько стодолларовых банкнот и забрал с собой, как он объяснил — для проверки подлинности…

Комнату мы тщательно обыскали — никаких подслушивающих устройств. Да и вряд ли у местных бандитов хватило бы на это ума…

— Сантино! — позвал я своего старого друга и напарника, тот мгновенно оказался рядом — что думаешь?

— Насчет чего?

— Насчет того русского военного, что привезли. Он освобождал заложников и остался прикрывать отход. Завтра ему отрубят голову.

— Это не наше дело! — твердо сказал Сантино…

— С одной стороны конечно и не наше, а с другой… Если этот русский сбежит, все бандиты в округе рванут за ним. Если у них есть план перехватить нас на обратном пути и уничтожить, реализовать они его не смогут. Согласен?

— Допустим. И что?

— А вот что. Ночью — возьми Вал и будь на стреме. А я прогуляюсь — бессонница у меня…

Он уже смирился… Когда его «выгрузили» во дворе Аслана Ходжиева, бригадного генерала армии республики Ичкерия, он сразу понял — конец. Всему бывает конец. Слишком долго он играл в игры с костлявой — и в Афганистане, и в Нагорном Карабахе и в Чечне… Слишком долго — и вот теперь смерть все таки решила забрать то, что ей давно причиталось…

На смерть он пошел сознательно, когда оставался прикрывать отход казаков с заложниками, он понимал, что идет на смерть. В этот раз — без вариантов. Но — остался. Потому что иначе было нельзя…

Когда их предали — предало свое же собственное командование — майор Никонов, он же «Седой» — позывной еще с Афгана, находился вместе со своей группой в Грозном. Российская армия блокировала крупные силы боевиков, вошедшие в город, начались мероприятия по их уничтожению. Дудаевцы совершили большую ошибку — собрали свои основные силы в одном городе, дав возможность их блокировать. Прячься они по лесам и по селам — их пришлось бы вылавливать по одному. Здесь же они были в ловушке — оставалось только добить. И армия готова была это сделать. Когда по связи сообщили о прекращении огня — он не поверил своим ушам. А потом был Хасав-Юрт…

Из Чечни они ушли. Местные плевали им вслед, показывали средний палец — а они уходили. Они не проиграли — их заставили проиграть. Их предали. До двухтысячного года было еще далеко…