Слепящий нож

Их полночная тренировка и практика цветоизвлечения недавно закончилась. Тея, видимо, заметив, что Кип ведет себя как-то странно, приперла его к стене. И вот теперь они сидели в его новой комнате – все еще разгоряченный после упражнений, он накинул на плечи полотенце. Кип с трудом смотрел ей в глаза, хотя и сам не мог бы сказать, чего стыдится.

– И что ты поставил против меня? В смысле, ты ведь тоже должен был сделать какую-то ставку? – спросила Тея. – У тебя же ничего нет. В смысле… только не обижайся; я и сама нищая, но…

– Моя ставка была другого рода. Красный люкслорд хотел, я не знаю… посмотреть, как сильно он сможет на меня надавить, что ли. Он выставил тебя против… против одного секрета, которым, как ему кажется, я владею.

– Хм-м… Понятно. – Тея наморщила нос, очевидно, поняв, что он не доверит ей более подробного объяснения. – Прости, я сейчас уставшая и не в лучшем виде… И что, тебе уже отдали мои бумаги?

Кип махнул в сторону своего стола, где лежал лист с печатью:

– Я даже успел зарегистрировать их у главного писца. Он сказал, что должен будет послать запрос в посольство аборнейского сатрапа, чтобы удостовериться, что на тебе не висит закладных, но, учитывая, что бумаги подписаны Андроссом Гайлом, он сказал, что не сомневается, что с ними все в порядке. Он уже сделал запись в регистре Хромерии.

Тея сидела, все еще моргая, словно упавший ребенок, который не может решить, больно ему или нет. Что нужно: разреветься или просто встать и пойти дальше?

– Ты меня выиграл? – еще раз переспросила она. – И что… И что ты собираешься со мной делать?

Ее взгляд метнулся к его кровати, потом обратно к его лицу, потом вниз.

– Нет! – воскликнул Кип. – Ты же сама сказала, это для гвардейцев запрещено. Я…

– Для уже принятых в гвардию. Не для стажеров, – тихо отозвалась она. – Пока ты не принес присягу, запретов нет.

Никакая женщина не возьмет Кипа к себе в постель по собственной воле, ради него самого. Его удел – пользоваться услугами комнатной рабыни или проститутки. Он толстый, глупый, некрасивый, бастард, тиреец, полукровка. Он не знает, как разговаривать с девушками, – у других парней это как-то получается, но не у него. Это его единственный шанс. Тея не то чтобы сама вызывалась, но вроде бы он не внушал ей особенного отвращения. Андросс Гайл был прав. Он всегда может дать ей свободу позже. Или, если они оба поступят в Черную гвардию и принесут присягу, на этом все закончится.

В кои-то веки у Кипа будет что-то свое. Он это заслужил! Сколько часов он провел, изучая книги, запоминая колоды и стратегии вместо того, чтобы учиться извлекать цвета. Он ведь знал, что не должен использовать черную колоду для спасения Теи, что нужно придержать эту колоду для самого себя. Ради нее он рискнул собственным будущим! Так что она у него в долгу. Если бы не Кип, она бы сейчас принадлежала Андроссу Гайлу. Он спас ее от этого старого паука! Что плохого, если он взамен рассчитывает на небольшую благодарность?

«Благодарность, вот как? Разве об этом были твои фантазии, Кип?»

Тея положила свою сумку на пол. Ее голос звучал отстраненно, бесстрастно:

– Ты хочешь, чтобы я сперва помылась? Или я могу принести сюда горячей воды, и мы помоемся вместе? Или… прости, Кип, – то есть, мой господин… я просто никогда этого не делала. Мне и в голову… я не ожидала, что моя госпожа меня продаст. Мне казалось, что она имеет на меня… Я… я слишком много говорю, да?

А ведь он фантазировал насчет Теи. И потом чувствовал себя неловко.

Кип обтер лицо полотенцем. Она – рабыня. Это не он продал ее в рабство; просто так обстояло дело. Все это – не его идея; он тоже вынужден платить за то, как обстоят дела. Он не выбирал родиться ублюдком, но ему приходится с этим жить, не так ли? Сколько лет уже он набивает шишки; будет только справедливо, если ему достанется и некоторое вознаграждение. Он это заслужил. К тому же, хоть это и обязанность, это еще не значит, что ей будет с ним плохо. Кип постарается быть с ней ласковым. Он будет о ней заботиться. Он будет обращаться с ней лучше, чем любая рабыня может мечтать.

Тея сглотнула.

– Я еще девственница, но комнатные рабыни говорили при мне о своей работе… более чем достаточно. – Она зарделась. – Мне кажется, я знаю, что надо делать.

Она сглотнула еще раз.

И вообще, даже если он ее освободит – на что она сможет тогда надеяться? Неужели крестьянам настолько уж лучше живется, чем рабам?

Искушение подобно змее, неторопливой и незаметной для глаза.

«Я – черепаха-медведь. Я толстый и нескладный, я посмешище для всех, но по крайней мере я могу быть честен с самим собой. Я хочу взять ее, потому что ужасно боюсь, что мне больше никогда не выпадет шанса затащить кого-нибудь к себе в постель. И я буду с ней добр, потому что не захочу потом чувствовать себя виноватым. Сплошное вранье! “Конечно, я хочу с тобой спать, мой господин. Конечно, ты был со мной ласков. Конечно, это лучше, чем любая девушка могла бы даже надеяться. Конечно, ты самый добрый, самый щедрый, самый замечательный…”»

Если ты не свободна говорить «нет», твое «да» ничего не стоит.