Слепящий нож

Дерево пронзительно скрипело, натягивались веревки, гигантский противовес наконец добрался до верхней точки рядом с солнцем. Работа механиков, однако, на этом не закончилась – они сновали вокруг своей машины, проверяя, как она выдерживает нагрузку, подготавливая корзину для женщины, убеждая толпу отойти подальше от катапульты. В конце концов главный механик подошел к Владыке.

– Все готово, сэр. Прикажете закладывать груз?

«Груз»… Какое обезличенное выражение.

Владыка кивнул.

Вперед вывели пожилую женщину. На ее щеках блестели слезы, но сейчас она больше не плакала. Ее одежда была богатой, и по бледности ее кожи Лив поняла, что этой женщине никогда в жизни не приходилось работать на открытом воздухе. Волнистые волосы с проседью, карие глаза. Из всех, кто на нее смотрел, она выбрала Лив и встретилась с ней взглядом.

– Это блеф, не так ли? – спросила пожилая женщина. – Или я обманываю себя?

Лив отвела глаза.

«Верь мне», – сказал ей отец. Не было ли это другим способом сказать: «Покорись мне»?

Женщина позволила уложить себя в веревочную корзину – покорная, беспомощная.

– Положите голову на веревки, – сказал ей главный механик. – Расслабьтесь.

«Расслабьтесь, госпожа, мы просто хотим заработать побольше жетонов».

– Все готово, – тихо сообщил главный механик Цветному Владыке.

Тот поманил Лив к себе. В его глазах вращались цвета: красный, затем синий и снова красный.

– Скажи мне, Лив, следует ли мне дождаться полудня – или показать им сразу, что значит идти против моей воли?

До полудня оставалось меньше минуты. Лив моментально поняла, что в глубине души ему хочется наказать город за попытку ему противостоять, заставить жителей Идосса заплатить. Что он боится, что они могут сдаться слишком рано.

Лив заколебалась. Она еще не закончила читать письмо. Почему-то ей казалось, что это важно.

– Если они сочтут, что вы поступили несправедливо, это может усилить их решимость. Вы сами назначили крайний срок и оговорили последствия. Пусть смерть этой женщины будет на их совести, а не на вашей.

Почему-то ей было необходимо закончить с письмом прежде, чем эта женщина умрет.

– Да… Да, разумеется. Будет неправильно, если я первым выкажу нетерпение.

Владыка расслабился, его глаза затопил оранжевый цвет. Внезапно Лив показалось, будто он сам наслаждается напряжением, которое создал.

Лив поняла, что была права: Владыка спросил ее мнения, потому что оно представляет для него ценность. Она – она, Лив! – достаточно умна, достаточно сильна, чтобы ей доверять. Она уже не ребенок.

Она снова углубилась в письмо:

«Ливи, я не знаю, какой ложью тебя там напичкали, но ты вступила в ряды чудовищ. И если останешься с ними, то сама превратишься в чудовище. Нашего дома больше нет, но все равно – возвращайся, Ливи! Что бы там ни произошло, что бы ты ни успела натворить. Я тебя люблю. Папа».

Возвращайся – и признай, что совершила ошибку. Я вновь стану играть с тобой по старым, знакомым тебе правилам. Я верну тебя в объятия детства, где ты будешь в тепле и безопасности…

– Чудовищно, не правда ли? – тихо произнес Цветной Владыка. Он обращался к Лив, но не отрывал взгляда от ворот города.

– Я думаю, это…

– Чудовищно, что они могут содержать такое место, как Лаурион, – и при этом называть нас зверьми за то, что мы решили наказать одну рабовладелицу, вот эту женщину. Как ты думаешь, сколько у нее было рабов? Скольких она избивала, ссылала на рудники и в бордели? Скольких позволила своему мужу обесчестить? Чудовищно то, что они обращают наши собственные сердца против наших же интересов. Они поймали нас в ловушку, Аливиана. Эта система – их рук дело. Они сделали так, что ее невозможно изменить изнутри. Они сами сделали ее такой, что нам приходится убивать, чтобы ее разрушить. Если мы чудовища, то чудовища, созданные по их образу и подобию!

Все взгляды были обращены к огромным городским воротам. Верх городской стены тоже был облеплен зрителями.

– Независимо от того, будут ли они драться или сдадутся, Аливиана, здесь погибнет меньше народа, чем за один год в Лаурионе. А мы положили Лауриону конец – навсегда! Жертвы, Лив. Жертвы неизбежны.

Уже понимая, что ее надежды тщетны, Лив все же не переставала ждать, что ворота в последнюю секунду распахнутся, что над стенами покажется развевающийся флаг.

Этого не произошло.

– Полдень, – без выражения произнес главный механик.

– Действуйте! – громко приказал Цветной Владыка.

– Нет! Пожалуйста! – завопила женщина. – Я не сделала ничего…

Рабочие выдернули запирающий штифт, и огромный противовес ринулся вниз, по дуге между огромными, жалобно застонавшими опорами. Длинный рычаг качнулся вперед; веревки с невероятной скоростью взметнули корзину в небо. Звук хлестнувших по воздуху веревок был заглушен пронзительным воплем женщины.