Слезы черной вдовы

Они с Рейнером остались теперь наедине, но заводить никаких волнительных речей он не торопился: возможно, обстановка кухни тому не способствовала. Но помогать ему Надя не собиралась. Она невозмутимо, словно так и надо, смыкала края будущего пирожка. Разве что изо всех сил старалась, чтобы ее движения были как можно изящнее.

- Может быть, вам помочь, Надин? - нашелся, наконец, с чего начать Рейнер.

- И впрямь помогли бы, чем сидеть-то… - обронила Надя, поведя плечом.

«Заставить его тоже лепить пирожки? - лихорадочно начала выдумывать она. - Выгнать на улицу, за водой - лишь бы не сидел здесь?»

Но неожиданно для самой себя Надя велела:

- Развяжите фартук мне на шее. Давит очень.

И скорее отвела глаза, чтобы он не увидел, сколько в них страха. Зачем она его об этом попросила? Неужто ей будет хоть сколько-нибудь приятно, если он ее коснется?

И, тем не менее, сердце Нади оглушительно билось, а щеки вспыхнули красным, когда Рейнер, встав позади нее, нарочито медленно принялся развязывать узел на лентах. Она даже чувствовала его дыхание на щеке, чувствовала его пальцы, которые сперва робко, а потом все настойчивее касались ее шеи и… как будто ждала большего.

И все же, когда Рейнер вдруг наклонился к ней, легонько, почти невесомо, тронув губами уголок ее рта - она вскрикнула и отскочила в сторону, и в самом деле испугавшись:

- Боже, что вы сделали?!

- Надин, простите, я не хотел вас испугать… - растерялся тот.

- Вы меня поцеловали! - она не слушала его, а думала только о своей загубленной отныне жизни. - Что же теперь будет…

Дело в том, что во всех романах, читаных Надей, после того, как герой целовал героиню, она сразу же, в следующей строчке буквально, или становилась замужнею дамой, или производила на свет младенца, или, что самое ужасное, ее все начинали считать падшей женщиной. Так что следующие несколько секунд Надя словно черную метку закрывала ладонью место поцелуя, с ужасом глядела на Рейнера и ждала, быть может, что младенец появится откуда-нибудь прямо сейчас… Не дождавшись, однако, она без сил молвила:

- Вы погубили меня, Григорий Романович. Уходите, умоляю вас. Оставьте меня!…

И, сдерживая слезы, бросилась в свою комнату.

Рейнера Василиса, должно быть, не пустила за ней: он ушел - и слава Богу. А Надя, не отвечая на уговоры экономки открыть, из последних сил рыдала в подушку, оплакивая свою девичью жизнь. Другого пути, кроме как выйти за Рейнера, она теперь для себя не видела. Или под венец, или быть ей падшей женщиной. Насчет младенца, правда, Надя смутно догадывалась, что его пока не будет - хоть и не была уверена до конца.

- Добились таки своего… изверги! - вытирая остатки слез, заключила она и села на постели.

…Значительно позже, когда часы в библиотеке отбили девять раз, когда дачный дом осветился лучами закатного солнца, а все комнаты пропитались ароматом белых грибов (еле сысканных в конце лета), Надя сама, тужась и кряхтя, вытащила на веранду свое любимое кресло и поставила его рядом со Светланиным. Села, умаявшись, и, не сводя глаз с калитки, принялась ждать. Ей очень хотелось, чтобы сестра застала ее здесь - хотелось услышать, что она скажет на это. Надя отчего-то боялась этой встречи, но все равно ждала.

А мыслями она то и дело возвращалась к тому мгновению, когда Рейнер вероломно ее поцеловал. Касалась уголка губ и сетовала, что все произошло настолько быстро, и она даже ничего не успела почувствовать. Произошедшее уже не казалось ей столь страшным: вероятно, если Рейнер никому о том не расскажет, то и свадьбы можно будет избежать. Не случится никакой свадьбы, если она сама ее не захочет!

Вот только Надя уже не была уверена, что не хочет свадьбы…

Теперь, если Леон Боровской представлялся ей нежным властителем ее сердца - прекрасным и недосягаемым, с которым ее разлучила злодейка-судьба, то Григорий Рейнер был коварным соблазнителем, перед которым она, увы, не смогла устоять. Скольким девушкам он, должно быть, загубил репутацию?… Десяткам, если не сотням!

Однако ж всерьез сумел полюбить только ее.

«Наверное, я стала для него femme fatale. Совсем как Настасья Филипповна для Рогожина…» - подумала Надя и вдруг несмело улыбнулась.

Постепенно Надя успокоилась окончательно, решив, что, ежели Рейнер достаточно хорошо признается ей в любви, то, может быть, она за него и выйдет. И принялась ждать возвращения сестры.

Глава XXIX

Когда за зелеными кустами смородины в первый раз мелькнул экипаж, Надя напряглась, даже сердце ее застучало чаще и волнительней. Это Светлана, это точно она! Надя лихорадочно начала думать, как ей встретить сестру. Притвориться спящей в кресле? Сделать вид, что она увлеченно читает и будто бы случайно засиделась здесь? Но нет… твердо решив не отступать, Надя убрала книгу, сложила губы в улыбку, которая вышла робкой и боязливой, и вновь принялась глядеть на калитку. Светлана должна понять, что она именно ради нее здесь сидит.