Слезы небес

– Был не в лучшей своей форме… Повидал много всякой дряни, и она ко мне прилипла. Я пытался стряхнуть ее. Больше всего на свете мне хотелось быть с тобой. Но я не хотел себя тебе навязывать.

Она подняла руку и прижала указательный палец к моим губам.

– Но что, если и мне хотелось быть с тобой?

– Парень, который вернулся, был уже не тот, который в свое время пропал. Я был бочкой с порохом и сам не знал, когда эта бочка взорвется. Даже сейчас случаются моменты, когда я не отвечаю за себя. Уж поверь мне. Когда я вернулся домой, какая-то часть меня как будто была выключена. Зато другую – как будто снесло взрывом. В буквальном смысле. Я оказался в Калифорнии, и ребята в Беркли плевали в меня сквозь проволочный забор. Кидались гнилыми фруктами. Это было выше моего понимания. Я целых два года только и делал, что пытался спасти людские жизни, а эти не известные мне молокососы принялись осыпать меня бранью, как только я сошел с самолета. Я оглянулся по сторонам и подумал: что с этим миром не так?

Мы провели в этом огромном ангаре несколько дней, пока нас готовили к демобилизации. Военным хотелось знать то, что знаю я. Большинство парней вернутся домой уже на следующий день. Меня же промурыжили две недели. Требовали, чтобы я вновь пошел добровольцем.

Я сказал им: «Нет, спасибо. Я уже свое отслужил». Мне хотелось одного, только лишь это придавало мне сил в этом жутком месте – мысль о том, что я вернусь к тебе. Что мы снова будем вместе. Мы будем ходить по пляжу, и соленые волны смоют с меня всю прилипшую ко мне грязь. Наконец меня отпустили. Я выглянул из окна. Эти молокососы все еще орали возле забора. Я спросил у офицера: «Я должен выйти отсюда в форме?» На что он ответил: «Ты можешь выйти отсюда в чем угодно». И тогда я выбросил свою форму в мусорный бак. А также все свои награды. Я выбросил в мусорный бак все, что имело хоть какое-то отношение к армии, и вышел через заднюю дверь в гражданской одежде.

Я посмотрел в зеркало заднего вида на новенький «Корвет», обгонявший нас по левой полосе. Там сидела парочка. Загорелые. Хохочущие. Парень вел машину одной рукой, второй держал девушку за руку. Ее длинные волосы ворошил ветер. Они пели песню – какую, я не расслышал. Затем парень поддал газу. «Корвет» рванул вперед и вскоре исчез вдали. Это была прекрасная картинка из прошлого – будто это были мы с Элли. Мимо нас как будто промелькнуло все то, о чем мы мечтали и что так и не сбылось.

– Учитывая то, через что я прошел, военные рекомендовали мне пройти курс психологической реабилитации. Я решил, что в этом есть смысл, и провел в клинике месяц. Пытаясь засунуть в черепную коробку осколки своего разума. Через месяц я выписался и автобусом добрался до Мыса. На попутке доехал до ресторана, и, когда вошел, оказалось, что банкет в самом разгаре. Я был так взволнован. Я… – на пару секунд я умолк и посмотрел на Элли. Она как будто прожигала меня взглядом.

– Перед возвращением домой я купил кольцо. Серебряное. С зеленым камнем. Мне сказали, что это якобы изумруд. Оно лежало в моем кармане. Я поднялся по ступенькам. И что я увидел? Родного брата, в военной форме, вся грудь в наградах. Он держал тебя за руку. На твоем пальце было его кольцо. – Я вновь умолк, представив себе эту картину. – Я знал, что если останусь, то непременно убью его. Я насмотрелся таких вещей и потому был уверен, что это не поможет мне залечить душевную рану. Поэтому я бросил кольцо в океан, вернулся в Калифорнию, подал рапорт об отправке на фронт и провел еще два года в стране, где, по заверениям моего правительства, меня не было.

Элли пару минут молчала.

– Расскажи мне о войне, – прошептала она наконец.

Я втянул сквозь зубы воздух.

– Последние сорок пять лет я только и делал, что пытался о ней не думать. Это нелегко.

– А есть хорошие воспоминания?

– Когда я вернулся в первый раз, нас разместили в лагере, который назывался Кэмп-Калифорния. Своего рода прикол для всех нас. В любом случае, там у нас были сортиры, высокие, металлические, построенные поверх 55-галлоновых бочек. Учитывая количество солдат, содержимое бочек нужно было сжигать дважды в день. Не успел я вернуться в родные джунгли, как нас спросили, нет ли желающих чистить сортиры. Как ты понимаешь, у нас в ходу было другое слово. Я поднял руку. Каждое утро и вечер, когда мы не были в карауле, мы вытаскивали эти бочки, наливали до краев дизелем, поджигали, перемешивали, после чего следили, чтобы пламя уничтожило их содержимое. Противная работа, но легкая.

Остаток дня я валялся на пляже в гамаке и смотрел, что происходит на базе. Позднее это принесло мне дивиденды.