Но они не звали. Конечно, мы не были им нужны. Если они и удостаивали нас своим драгоценным обществом, то только ради необременительного развлечения. Что мы были для них? Молодая кровь, легкая мишень для якобы безобидных подколок и доступный секс, за которым не следовало ничего. В вопросах отношений они оперировали аббревиатурами FWB, ONS и англицизмами типа «ноу коммитмент лонгтерм рилэйшеншип», которые мы тихонечко подгугливали. Когда что-то из вышеперечисленного нам доводилось познать не из интернета, а эмпирически, было принято ныть в формате: «Бли-и-и-ин, я переспала с этим-то, че теперь будет…» За деланным негодованием стояла гордость, а также робкая надежда: «Ну, со мной-то все точно будет иначе». Но иначе не было, не было никогда.
И Люська, и обитатели 403-й так и спали периодически с
До «второй базы» мы дошли прямо на общажной лестнице, после чего я удостоилась приглашения в комнату, по счастливому совпадению пустовавшую (сосед удачно уехал к тетке). Я кое-что поняла про этого крысоподобного, как впоследствии было замечено, мальчика, когда у нас все наконец случилось. После мучительно долгой, нелепой стыковки он трудился надо мной на прямо вытянутых руках, будто в тот момент не любил женщину, а отжимался или стоял в планке. Его лицо морщила гримаса, какая бывает у человека, проглотившего сырое и склизкое. Финишировать с ним у меня, конечно, не вышло, хотя, может быть, стоило хотя бы изобразить. Я об этом не думала: мешала пьяная лень. Лев, кажется, счел это за оскорбление. Сказал, что «ему не хватило динамики», за чем последовало эфемерное обещание перезвонить. На другой день он со мной даже не поздоровался. При последующих случайных столкновениях, как правило, он не мог остановить панической беготни глазенок и неконтролируемого движения рук. Динамики, к слову, в этом было предостаточно.
Думаю, именно история со Львом (?) стала для меня переломным моментом. Я просто наконец поняла, что из таких вот мальчиков-Львов разных ростовых и весовых категорий и состояла эта компания. В сущности, они только и делали, что прятались за броней своего ироничного высокомерия и воспоминаний о лучших годах их славной братии. Вот помните, когда тот-то украл из ларька ящик пива, влез в окно коменды и повесил ей трусы на люстру? А, ну конечно, не помните. Вас же тогда с нами не было.
Да больно надо. Истории их, все как одна, не обходились без, так сказать, жертвоприношения Бахусу и мелкой, несимпатичной выходки, выглядевшей подвигом лишь за счет увеличительного стекла опьянения. Прыгнуть в апрельскую Москву-реку, украсть дорожный знак, поссать в публичном месте. Скукотища, честно говоря.
В итоге я некоторым волевым усилием все-таки сепарировалась. Просто перестала с ними якшаться. Думала: не ровня вы мне. Именно так, не наоборот. Конечно, я надеялась, что мое неучастие в их жизни станет хоть кому-то заметно, но им было все равно. Все равно впоследствии стало и мне, и скучала я только по одному – теплому зерну пленочных фотографий, на которых мы весело пьем, смеемся, обнимаемся и будто бы даже любим друг друга. Под этими фото мои бывшие оставшиеся на малой родине одноклассницы писали, что я «богемная». Это мне очень льстило.
С тех пор больших компаний я сторонилась. Они все при ближайшем рассмотрении казались мне больным созависимым сообществом с жесткой вертикальной иерархией, рождающей сплетни, конкуренцию, интриги и недосказанность. Судя по тому, что рассказывала Люся, которая уже третью смену безуспешно пыталась стать своей в вожатской системе «Буревестника», система это ничем не отличалось от других.
Домыслы подтвердились, когда, поддавшись на надоедливое канючание подруги, умевшей как никто давить на мое чувство вины, я таки вышла в буровский свет. Мой функционал стал мне понятен сразу же, едва я сказала привилегированному спортивному классу «привет». Смейся моим шуткам, отсвечивай да помалкивай. Привыкшая быть звездой Люся выглядела заметно бледнее на фоне девочек из «Буревестника», и ее хохотливые истории не помогали. Она то и дело неуместно влезала в их разговор в формате: «Это фигня! У нас в “Чайке”…» Спустя час наблюдений за тем, как мучительно тяжело она тянет ношу души компании, преимущественно вульгарно матерясь и рассказывая какую-то похабщину, мне даже стало ее жалко.