Смерть дублера

– Да. Моя сестра устроилась на фабрику Тингли в тысяча девятьсот девятом году. Мне было тогда двадцать пять, я только начинал свой бизнес, а ей – девятнадцать. Артур на год или два моложе меня. Его отцу, Томасу, было тогда под пятьдесят. В одиннадцатом году сестра рассказала мне о своем затруднении и о том, кто в этом виноват. Тогда я уже начал зарабатывать и смог отправить ее в глубинку. В сентябре того года у сестры родился ребенок. Мальчик. Сестра терпеть его не могла, хотя никогда даже его не видела. Она отказалась смотреть на него. Его устроили в сиротский приют, и мы с сестрой на время о нем позабыли. В то время я был настолько занят своими делами, что не обращал внимания на вещи, о которых следовало бы подумать. Лишь годы спустя мне пришло в голову, что в том заведении могли сохраниться записи, которые стоит уничтожить, и я сделал соответствующие запросы.

– Когда это было?

– Всего три года назад. Я узнал о том, что случилось. Томас Тингли умер в тысяча девятьсот тринадцатом, а его жена – годом позже. Артур женился в двенадцатом, а в четырнадцатом его жена умерла при родах, причем ребенок тоже не выжил. И в пятнадцатом году Артур официально усыновил четырехлетнего мальчишку из сиротского приюта.

– Вы уверены, что это тот самый мальчик?

– Да. Я встретился тогда с Артуром. Он знал, что мальчик приходится ему сводным братом. Его отец на смертном одре все рассказал ему и поручил следить за благополучием ребенка – тайно, разумеется, ведь тогда жена Томаса была еще жива. Два года спустя, когда жена Артура скончалась, а сам он остался бездетным вдовцом, Артур решил его усыновить.

Фокс поднял голову, оторвавшись от своих записей:

– Когда три года назад вы встречались с Артуром, у него были при себе нужные вам бумаги?

– Да, но он не отдал их мне. Я уговаривал его, пытался убедить. Я сулил ему непомерные деньги. Он проявил упрямство, возненавидел меня и к тому же горько разочаровался в мальчишке, который оказался полным идиотом…

Вероятно, это как-то связано с нетерпимостью Артура Тингли к незамужним матерям, подумал Фокс.

– Значит, вы предприняли некие усилия, чтобы раздобыть эти архивные документы каким-то… э-э-э… иным способом?

– Нет. Не предпринял… – Уголок рта Джадда слегка приподнялся. – У вас не выйдет сложить из моей жизни дешевую мелодраму. Не мой масштаб. Даже если впишете туда убийство. Мне известен характер Артура. Попыток растления подчиненных ему работниц фабрики я смело мог не опасаться. В итоге он сделал уступку: убрал бумаги в ящик, который запер в сейфе, и завещал мне ящик со всем содержимым. Вот только не сказал, где их найти. Это я выяснил позже.

– Когда?

– Три дня назад.

Брови перестали слушаться Фокса и взлетели.

– Три дня, вы сказали?

– Да. В понедельник утром Филип явился ко мне в офис. В последний раз я его видел, когда ему был месяц от роду, но он сумел подтвердить свою личность, и у него были с собой копии тех приютских документов. Он потребовал миллион долларов в качестве пожертвования в пользу какой-то идиотской чуши, которую называл «РАБДЕН». Он все рассчитал. Деньги не следовало выписывать ему лично, он же не хотел платить с дохода. Каково? Вымогатель, который боится подоходного налога!

– С пряником понятно, но что служило кнутом? Угроза обнародовать бумаги?

– Ну нет. Филип – отпетый мерзавец, но все-таки не дурак. Он заявил, что пришел ко мне, потому что приемный отец платит ему нищенское жалованье – так и сказал, «жалованье» – и по завещанию фактически лишил его наследства, а ему нужны деньги на дурацкие фантазии с «РАБДЕН». Артур поступил достаточно глупо, дав ему ознакомиться со своим завещанием, и отдельное распоряжение насчет запертого ящика в сейфе, который будет передан мне, заставило Филипа почуять наживу. Говорю же, он не дурак. Он выкрал ящик из сейфа, взломал его – и сказочно разбогател. Филип явился ко мне, угрожая даже не предать огласке то, что нашел, а подать на нас с сестрой в суд, требуя компенсации за то, что бросили его, младенца, на произвол судьбы. Само собой, огласка тоже состоится, но суд выставит нас в самом неприглядном свете. Мы не могли допустить этого ни при каких обстоятельствах, и Филип это понимал.

Фокс кивнул, хотя и без особого сочувствия:

– Отчего же не заплатили?

– Потому что все это было… возмутительно. Выписать чек на миллион долларов для выплаты предъявителю? Не в моих правилах.

– Я бы не стал, но… вы могли бы.