Смерть краскома (СИ)

До немецких окопов протащила машина наши повозки за несколько минут, при холодном свете мощных фар круша заграждения и не позволяя врагу успеть добежать до пулемётов. Далее, уже в дело вступал тележный десант - требовалась хирургическая точность при напоре бульдозера. Пусть всего минут десять обязан был малочисленный штурмовой отряд изображать сокрушительную силу пока не пробегут эти проклятые пол-километра самые шустрые стрелки из основных сил, но каждая минута драки в окопе казалась часом. Броневик мог только автоматным огнём отсекать кинувшееся на помощь газовикам подкрепление. У защищённых бронёй барышень это получалось. Хотя броня не всегда спасала, у немцев ведь и бронебойные пули имелись, да и с дистанции пистолетного выстрела 7-мм сталь даже простая пуля прошивала. Так была убита барышня-башнёр и её место заняла Оленька, с ещё большим остервенением своим огнём оберегая мою спину. У меня же, как обычно моментально кончились патроны, и дальше заработал клинок, казалось, даже что без моего участия. Ибо не в обычном состоянии человек двигается с такой скоростью, успевая почти одновременно оказываться в разных местах, да ещё и в закрывающей обзор газ-маске. Она спасла меня, когда одному фанатику всё же до вентиля дотянуться удалось, и яд рванул из баллонов в сторону русских окопов. К счастью, самые смелые, ловкие и быстрые сражались уже в немецких. Но пока я через трупы пробивался к сосудам с подлой смертью, небольшое ядовитое облачко всё же устремилось в сторону реки. А немецкие окопы требовалось срочно покидать, причём выжить шанс нам давался только на территории противника, если его с неё удастся выгнать. И я поднял жаждущих просто дышать в атаку. Пригодились складные мостки, и броневик, переехав траншею, всемерно огнём и колёсами, поддержал наше дикое, вызванное ужасом перед смертью наступление. Докатившееся до густо стоявших артиллерийских батарей врага. Залп картечи в упор наверняка бы смёл наши ряды, но во-первых для этого на ствол требовалось накрутить специальную насадку, а во вторых бронещиток орудий легко пробивался снарядиками нашей автоматической пушки, потому не то что накручивать, но и стрелять к моменту нашего появления у лафетов, было уже некому. Уцелевшие пушки стали тут же цеплять к бронемашине и та по одной принялась отбуксировывать их поближе к речке. Ибо создавать укрепления на новом месте сил не имелось уже ни духовных, ни физических. Максимум, на что способен оказался сверх предела измотанный организм, это вернуться и занять отбитые немецкие окопы. А потом неподвижно созерцать, как деловито начинают командовать в них подоспевшие, наконец, герои тыла при больших погонах (им-то в отличие от солдат-трусов сдохнуть противогазы не позволили), спеша урвать кус пожирней от ОБЩЕЙ победы.

1.9.

Тут уже, несмотря на крайнюю степень усталости и почти нестерпимую боль во всём теле, Паулсом называемую то отходняком, то ломкой, пришлось вмешаться. Но не для себя лишнюю плюшку выторговывая, а требуя почтения к погибшим героям, шедшим первыми ради спасения трусов, не спешивших покидать свой окоп. У меня погибли три штурмовика-подпрапорщика и вольнонаёмная барышня-башнёрка бронеавтомобиля. Погибшие нашлись и в других подразделениях, но их гнал вперёд ужас мучительной смерти от яда, повисшего в воздухе за спиной. А первые ряды по собственной воле шли на него, свой ужас внутри подавив. Разница огромная! И что бы её прочувствовали, я, водя пушечным стволом бронемашины, заставил пройти вдоль этих наспех сколоченных гробов всех "обитателей" Острова Смерти. Погибшую девушку звали Байба, и была она сиротой, всеми силами пытавшейся выкарабкаться из нищеты, на которую её обрекла судьба. Но в момент гибели вступила она в многотысячную стрелковую семью. Я снял с себя серебряный знак, подтверждающий это братство, и прикрутил к её мундирчику. Знал бы, отдал бы ей знак, пока жива была! Надеюсь её чистая и смелая душа, пока не успевшая раствориться в ауре планеты, простит мне это.

Сам себе буду теперь живым упрёком за гибель той, кто должна была дарить жизнь, но запретить ей совершить свой подвиг морального права не имел - она спасла тысячи, даже не зная имён спасаемых. Я хоть и не православный, но их девиз 'нет лучшей жертвы, чем, за други своя' мне по душе.

Сразу после траурной церемонии, все четыре гроба погрузили на лафет разбитой немецкой пушки и переправившись через реку всё на том же кораблике уже своим ходом рванули в Ригу. Ибо поставленные как командованием, так и совестью цели и задачи были выполнены. Бронеавтомобиль в полевых условиях испытали и газовую атаку германцев сорвали. Все два десятка вёрст дорога до города шла вдоль реки, на берегу которой окопалась наша пехота и артиллерия, и, видя молодое и красивое лицо погибшей девушки слезы, наворачивались даже у привыкших к смерти ветеранов. А въехав в город, сбавили скорость до пешеходной. На многие километры от Московского форштадта вдоль реки за лафетом выстроилась огромная траурная колонна желающих проститься с героями.