Смерть Ленро Авельца

Перехожу к делу. Однажды меня поставили убирать первый блок. Я убирал его несколько дней подряд, уже под конец моей смены. Первый блок ничем не отличается от остальных, там такой же дизайн и такие же большие палаты, только людей поменьше и везде охрана. Там-то я и встретил генерала Уинстона Уэллса. Я помнил его лицо по новостям, очень хорошо помнил. Правда, сразу я его не узнал. Я вычищал покрытие коридора, уже поздно вечером, и старался не шуметь, как вдруг мимо проходит человек, в халате и босиком – значит, пациент. Я стараюсь не поднимать головы, но он замедлил шаг и вроде посмотрел на меня. Я посмотрел на него в ответ – очень страшно, если пациент сочтёт, что ты невежлив, – тогда тебя точно выгонят.

Я посмотрел на него и сразу узнал: высокий, широкоплечий, седая голова, подбородок, синие глаза. Халат расходился на груди, от разгорячённого тела шёл пар, видимо, он только из сауны. Он улыбнулся мне и поздоровался, я робко ему ответил, и он пошёл дальше, завернул в свою комнату. Он не выглядел больным, он выглядел очень здоровым, хотя я и заметил на запястье датчик здоровья, и вообще по сравнению с тем, каким я видел его в телевизоре, сильно постарел. Не сдал, как [мой отец в старости], а просто сильно постарел, весь поседел, похудел. Но выглядел, повторяю, очень хорошо, я бы хотел в его годы так выглядеть. Видимо, питался правильно, ходил в бассейн и тренажёрный зал, занимался собой. Больше я его там не видел, но тогда [четыре года назад] он точно там был.

Самое главное произошло пару дней спустя. Я убирал первый блок, и так случилось, что я оказался там во время обеда. Меня не допускали убирать палаты пациентов первого блока, или «постояльцев», как их называли, так что я убирал коридор на первом этаже, прямо рядом с палатой Уэллса. Я убирал коридор, где-то в конце коридора дежурил подозрительно оглядывающий меня охранник, и вдруг я увидел, что по коридору везут тележку с едой. На серебряных блюдцах с крышками, на белой скатерти, везёт очень красивая официантка в форме, совершенно роскошные и еда, и женщина. Она проехала мимо меня и остановилась около палаты, которая была следующей по коридору за палатой Уэллса. Коридор широкий, а меня почему-то разобрало любопытство, да и на женщину захотелось поглядеть, так что я встал у противоположной стены и сделал вид, что тщательно убираюсь. Женщина не обратила на меня внимания, открыла дверь палаты картой-ключом и закатила тележку внутрь. Тогда я поднял глаза и бросил взгляд внутрь палаты.

Обычная палата, как и другие: застеклённая стена, фотопроекции на стенах, журнальный столик, камин, рабочий стол, диван, кресла, широкая кровать со взбитой белой периной – как в отеле. Когда женщина открыла дверь и стала закатывать тележку, я увидел, как с дивана поднимается человек, приветливо кивая и откладывая книгу, толстую такую книгу, может быть Библию, на маленький столик рядом. Невысокого роста, щуплого телосложения, этот человек свесил худые ноги с дивана и улыбнулся официантке. Его лицо показалось мне знакомым… но чего-то не хватало. И тогда я обратил внимание, что на столике, рядом с книжкой, лежали очки… простые круглые очки без оправы. Я понял тогда, что это он. Я узнал его, думаю, его любой бы узнал. Он выглядел совсем другим, умиротворённым пенсионером, но я узнал его, это был он, я клянусь.

Я тут же отвёл взгляд и продолжил убирать. Дверь закрылась сама собой, а спустя минуту официантка вышла из комнаты, и я – не удержавшись – опять бросил взгляд в открытую дверь. Он сидел за столом и ел: на подносе перед ним было много зелени, какой-то салат, и я вспомнил, что слышал, что ОН был вегетарианцем, как Гитлер. Я не знал, что делать, дверь закрылась, я продолжил тупо убирать коридор.

Когда я поднял взгляд, я увидел перед собой охранника. Не знаю, понял ли он, что я ЕГО видел. Охранник неодобрительно на меня посмотрел, но промолчал. Когда я закончил рабочий день, я вдруг узнал, что меня перевели из первого блока во второй. Это была обычная перестановка, и никто ничего не заподозрил. Я проработал в клинике ещё неделю, а потом моя смена подошла к концу, и нас отвезли обратно [в наш город]. На следующий год многим пришло приглашение вернуться и поработать, но не мне. Не знаю, связано ли это с тем, что я там увидел, или мне просто не повезло».

Дальше свидетель пускается в рассуждения о том, какие чувства он испытал, узнав, что преподобный Джонс жив и живёт буквально у него по соседству. Как он страдал от невозможности рассказать близким, поделиться с друзьями, как от отчаяния он стал лазить по Сети и наткнулся на меня, и что я единственный, кому он решился поведать свою историю. Я опускаю эти рассуждения не потому, что они не важны, а потому, что они могут его выдать. Я и так изменил его стиль, почти переписал текст, чтобы ищейкам ОКО было сложнее его обнаружить. Но даже если они это сделают, а они сделают, если захотят…

Слово сказано. Дело сделано. История рассказана.