Смерть по-соседски

Пригубив бокал, посмотрел его на свет, проворчав: «алхимики хреновы», и вновь замолчал. Я не знал, что еще сказать, хотя в душе носились бури, каких и в океанах не встретишь, по крайней мере земных. Меня подмывало встать и броситься на поиски Кати, но остатки не отбитого мозга удерживали от бессмысленного шага. Но проходило несколько секунд, и мне вновь начинало казаться, что если я приеду на «Пушкинскую», обязательно что-нибудь узнаю. Например, как утром увозили сопротивлявшуюся девушку, потеряв при этом визитку с адресами и телефонами, по которым я вычислю, где находится Катя, и спасу ее. То вдруг мне хотелось вернуться в отделении полиции и вытрясти из «хриплого» все, что он знает, а мне почему-то казалось, что сержант как-то замешан в этом деле. Я также подумывал о том, чтобы вернуться в ту самую квартиру на Малой Ордынке, разнести к чертям этот притон разврата, как говаривал Никита Сергеевич, выбив из них, где они прячут девушку.

Словом, мысли мои были подобны скакунам, получившим вдруг нежданную свободу, и, как крестьяне после отмены крепостного права, не знающие, как и во что эту свободу употребить.

Герман отпил половину бокала и уставился на меня, словно увидел впервые.

– Что? – не выдержал я. Его взгляд был сродни взгляду питона, завораживающего свою очередную жертву.

– Ничего, – ответил он невозмутимо и, допив свой бокал, вдруг с силой швырнул его об стенку. Тонкая посудинка разлетелась вдребезги, раскидав мелкие осколки по всему номеру.

– Гера, ты чего? – мое удивление не было наигранным.

– Ничего, – Герман потряс головой, – просто коньяк не понравился.

– Вряд ли стоило ломать посуду. – Мне было наплевать, вздумай он перебить все в номере, но я не собирался терпеть подобные эмоциональные всплески. Своих, знаете ли, хватает.

– Ответь, пожалуйста, на вопрос, – он не смотрел на меня, и мне захотелось послать его к черту. – Прежде чем идти туда, ты мог посоветоваться со мной? Или другой вопрос: зачем тебе вообще это нужно? Или вот еще, для разнообразия, так сказать, – какого хрена ты туда поперся один?! Можешь отвечать не в порядке очередности, – внешне он вновь казался спокойным. Даже слишком.

– На все я вряд ли отвечу, а вот почему пошел один… – Я на мгновение задумался, подыскивая правильный ответ, и мне показалось, что нашел его. – Не знаю, почему пошел один.

На Германа даже смотреть было страшно. Его крупное лицо вдруг побагровело, мне даже показалось, что он сейчас лопнет, а на моей совести будет уже не одно, а два убийства, но он, слава тебе господи, не лопнул. Прошипев что-то бессвязно-гневное, Герман откинулся на спинку кресла и простонал.

– Господи, ну почему единственный человек, которому я могу довериться, такой идиот?!

Вопрос, вне всякого сомнения, был риторическим, но меня задело. Причем сильно.

– Слушай, – начал, с трудом сдерживаясь, чтобы сразу не хамить, – я предупреждал тебя, что тебе не стоит в это ввязываться. Так? – Не дождавшись ответа, продолжил: – Но ты заставил меня все рассказать. Так что ты от меня теперь требуешь? Разве я прошу твоей помощи? Можешь валить в свою Голландию, никто не будет валяться в ногах и просить прощения. – Подумав, добавил: – Я не буду просить. Потому что не за что. Я знал своего соседа с детства, и ты, если напряжешь свою буржуазную память, можешь вспомнить, как он катал нас на своем «Москвиче», – неожиданно подступивший к горлу комок охватил его плотным кольцом, мешая говорить.

– Я помню его, – ответил Герман, и его голос теперь звучал совсем по-другому. – И «Москвич» тоже.

После этих слов воцарилась тишина. Надолго. Каждый думал об этом деле со своей колокольни, но я почти не сомневался, что его изворотливый мозг ищет пути выхода из создавшейся ситуации.

– И где этот… мини-диск? – вдруг спросил он, пристально глядя на меня.

Я молча вынул маленькую плоскую коробочку. Это была та самая, на которой было написано 32.

– Ты видел, что там? – Он чуть брезгливо указал на нее крупным указательным пальцем.

Я кивнул. Гера смотрел на мини-диск, и я почти слышал, с какой бешеной скоростью вращаются в голове его мыслительные жернова, перемалывая в шелуху мысли негодные и откладывая в сторону те, что могли показаться интересными. Минуты через две он вздохнул и сказал:

– А ключ? Ты узнал, от чего он?

Я пожал плечами и покачал головой. Эта загадка грозила стать неразрешимой, вроде теоремы Ферма.

Герман поднес мини-диск к глазам:

– Редкий носитель. Боюсь, что проигрыватель мини-дисков мы едва ли найдем, – и, заметив мой недоуменный взгляд, пояснил: – Это прошлый век, старик. Теперь такие уже никто не выпускает. Невыгодно.

– А зачем тебе проигрыватель? Ты что, посмотреть хочешь?