Смерть старателя

Ужин затянулся до глубокой ночи. Им было, что вспомнить и что рассказать, особенно Цукану, который вляпался в Уфе с золотом и едва выскочил, едва не загремел снова в тюрьму. И теперь, по прошествии лет, он рассказывал об этом с иронией, с юморком, не желая печалиться и укорять себя за бесшабашность.

Утром Маркелов попросил у главного механика машину, чтобы съездить на прииск «Большевик».

— Иван, все машины в разгоне. Директорский УАЗ на ремонте. Хочешь, возьми мою «победу» она возле дома стоит. Ключи под ковриком.

«Победой» пользовались нечасто. Пришлось ее погонять стартером основательно. Позванивая холодными клапанами, словно кастаньетами, завелась, затарахтела старушка. Ехали на малом газу по склону сопки, по накатанной грунтовке к ЗИФу. Возле поселка Фабричный приостановились. Здесь стояли две чудом уцелевшие деревянные опоры канатной дороги, которая тянулась от рудника к золотообогатительной фабрике, где дробили и перерабатывали руду, осаживая золотой концентрат.

— Помнишь, как на загрузке руды маялись?

— Да ну тебя! Вспомнил. Зачем душу бередить?

— А мне недавно Михей приснился. Будто носится по бараку со своей страшной дубиной и делает подъем?.. Хорошего плотника избил за опоздание в строй.

— Михей, кстати, жив. На Теньке поселился возле клуба… Тихий и скромный, всем говорит «до побаченья», не поднимая головы.

Маркелов заранее предупредил по телефону начальника прииска «Большевик» Назарова. Кратко рассказал про Аркадия.

— Пособишь, Василич?

— Постараюсь помочь. Приезжайте к обеду. А то, сам знаешь, утром рвут на части.

В приисковой конторе привычно клубился народ с заявками, рапортичками, слезными просьбами, потому что у прииска на балансе все: производственная база, склады, котельная, дороги и даже рухнувший из-за подпора воды общественный туалет в поселке Гаражный. Из-за двери слышалось грозное:

— Ты что — очумел! Оставляешь участок в сезон. План и так под угрозой…

— Терпел, а тут мать написала, что болеет, что не доживет. Крыльцо провалилось, крыша течет…

— А где ж ты раньше-то был?

— Так я два года без отпуска, думал до осени.

Назаров выдохнул воздух, как паровой котел: «Мать — это святое. Беда, что заменить некем».

— Терентьев, говоришь?.. Нет, не потянет, слабохарактерный. Бригадир взрывников Трехов толковый мужик, но у него начальное образование.

Подписал заявление, морщась, словно от зубной боли: ладно, езжай с богом, разберемся.

Через приоткрытую дверь увидел Маркелова. Вышел навстречу, отодвигая плечом завгара: все-всё, мужики, после обеда.

— Опять запарка, горит план по металлу, будь она проклята, эта гонка! Алексей Васильевич, — представился он ответно, пожимая ладонь и въедливо вглядываясь в Цукана. — Посидите. Еще минут пять и двинем обедать.

В поселковой столовой у директора свой небольшой закуток, где расторопная заведующая пищеблоком тут же выставила салаты, рыбку под маринадом, оглядывая бегло незнакомых мужчин, как оглядывает каждая незамужняя, готовая легко откликнуться на бодрую шутку «в сорок пять — баба ягодка опять».

— Мария глазами так и забегала, холостых мужиков за версту чует. Посватать бы, да ты, Николай, что-то совсем поседел? Маша, ты за седого замуж пойдешь?

— Да хоть за плешивого, если он борозду не портит, — откликнулась женщина, намекая на Цукана, который аж спину выпрямил под ее озорным взглядом.

— Поздно жениться. Скоро дедом стану, старшая на сносях.

— А я уже дважды дед, Николай. Да только внуков в руках не держал. Оба там, на материке… Рассказывай, с чем приехал.

Николай Маркелов вспомнил про давнюю лагерную дружбу, что Цукан начинал здесь на Теньке водителем. Потом в старателях, потом горным мастером, а последние годы снабженцем в ГОКе.

Назаров полистал трудовую книжку.

— Артель «Звезда» — знакомое что-то?

— Председатель — Сергей Барабанов, мы с ним вместе на Хеникандже начинали. Потом на Алдане. Я у него вроде заместителя был, механиком, да еще по разведке на золото.

— Конечно, помню Барабанова. И до нас докатилось это блевотное дело, в газетах одно — на деле другое. Он здесь, на Теньке, первый стал аккордно работать в шахтных разрезах и приличные деньги зарабатывать.

Цукан голову вскинул и даже плечи расправил, откликаясь на это воспоминание: «Эх, было дело! Сначала получали зарплату по-царски. А потом порезали расценки. Вот Барабанов и сцепился с Хвощевым прямо у входа в его кабинет. Хвощев тут же телегу в нарсуд, пытался упрятать на пятнадцать суток за рукоприкладство».