— Может быть, мадемуазель, иногда они и не могли уплатить.
Элиза Грандье пожала плечами.
— Возможно. Это их трудности. Обычно в конце концов они платили. — В ее голосе звучали нотки удовлетворения.
— Мадам Жизель была безжалостная женщина, — сказал Фурнье.
— Мадам поступала по справедливости.
— У вас нет сострадания к жертвам?
— Тоже мне жертвы… — раздраженно проговорила Элиза. — Вы не хотите понять. Кто заставлял их влезать в долги, жить не по средствам, занимать деньги и думать, что эти деньги им подарили? Это просто неразумно! Мадам всегда была честной и справедливой. Она давала в долг — и рассчитывала, что ей вернут. Разве это не справедливо? У нее самой долгов не было. По всем обязательствам она всегда честно платила. Никогда, никогда у нее не было неоплаченных счетов. А вы говорите, что мадам — безжалостная женщина, — неправда это! Мадам была добрая. Когда бы ни приходили «Сестры бедняков», они никогда не уходили с пустыми руками. А сколько денег она давала благотворительным заведениям? А жена Жоржа, консьержа? Когда она заболела, мадам оплатила ее пребывание в загородной больнице. — Она остановилась, разгневанное лицо ее пылало. — Вы не хотите понять, — повторила она. — Нет, вы совсем не понимаете мадам.
Фурнье подождал, когда ее негодование уляжется, и затем сказал:
— Вы говорите, что клиенты мадам в конце концов были вынуждены платить. Вам неизвестно, к каким средствам для этого прибегала мадам?
Элиза пожала плечами.
— Я ничего не знаю, мосье, совсем ничего.
— Однако вы знали, что бумаги мадам следует сжечь.
— Я просто исполнила ее распоряжение. Если с ней произойдет несчастный случай, сказала она, или если она заболеет и умрет не у себя дома, я обязана уничтожить ее деловые бумаги.
— Бумаги из сейфа внизу? — спросил Пуаро.
— Да. Ее деловые бумаги.
— А они были в сейфе внизу?
Щеки Элизы заалели еще ярче.
— Я следовала указаниям мадам, — проговорила она.
— Это я знаю. — Пуаро улыбнулся. — Но ведь бумаги были не в сейфе. Верно? Этот сейф, он такой старомодный — его взломал бы даже любитель. Бумаги хранились в другом месте — может быть, в спальне мадам?
— Да, это так, — выдержав паузу, ответила Элиза. — Мадам всегда говорила клиентам, что бумаги хранятся в сейфе, но на самом деле сейф стоял для отвода глаз. Все было в спальне мадам.
— Вы нам покажете?
Элиза поднялась, и оба сыщика последовали за ней. Спальня оказалась довольно большой комнатой, в которой трудно было повернуться из-за обилия тяжелой резной мебели. В углу стоял допотопный массивный сундук. Элиза подняла его крышку и вынула старомодное платье из альпака[40]
с шелковой нижней юбкой. Внутри платья имелся вместительный карман.— Все бумаги были здесь, мосье, — сказала она. — В большом запечатанном конверте.
— Когда я допрашивал вас три дня назад, вы ничего об этом не говорили, — рассердился Фурнье.
— Прошу прощения, мосье. Вы спросили меня, где бумаги, которые должны быть в сейфе. Я сказала вам, что сожгла их. И это правда. А какая разница, где именно хранились эти бумаги.
— Ясно, — сказал Фурнье. — Вы понимаете, мадемуазель Грандье, что не следовало жечь эти бумаги?
— Я выполнила приказ мадам, — угрюмо ответила Элиза.
— Я понимаю, вы хотели сделать как лучше, — попытался успокоить ее Фурнье. — А теперь, мадемуазель, выслушайте меня очень внимательно: мадам убита. Возможно, она убита лицом или лицами, о которых у нее имелись некие компрометирующие сведения. Эти сведения содержались в бумагах, которые вы уничтожили. Теперь, мадемуазель, я задам вам вопрос, а вы не спешите на него ответить. Возможно, — а на мой взгляд, это и понятно и простительно, — возможно, прежде чем предать бумаги огню, вы просмотрели их. Если это так, никто бы вас не осудил. Наоборот, любой факт, который вы узнали, мог бы чрезвычайно помочь полиции в привлечении преступника к ответу. Поэтому, мадемуазель, не опасайтесь сказать правду. Так вы просмотрели бумаги, прежде чем их сжечь?
Элиза дышала тяжело. Она подалась вперед и решительно проговорила:
— Нет, мосье. Ничего я не просматривала. Ничего я не читала. Я сожгла конверт не распечатывая.
Глава 10
Черная книжечка
Фурнье с минуту глядел на нее широко раскрытыми глазами и, убедившись, что она говорит правду, махнул рукой.
— Жаль, — сказал он. — Вы поступили как порядочный человек, но все равно жаль.
— Что поделаешь, мосье? Извините.
Фурнье сел и извлек из кармана записную книжку.
— На предыдущем допросе, мадемуазель, вы показали, что вам были неизвестны имена клиентов мадам. Но только что вы говорили, что они хныкали и просили пощадить их. Поэтому что-то о клиентах мадам Жизели вам известно.
— Позвольте, я объясню, мосье. Мадам никогда не называла ни единого имени. Она никогда не рассказывала о своих делах. Но все равно, все мы люди. Были какие-то восклицания, замечания. Мадам иногда говорила со мной, вернее, она говорила как бы сама с собой — я только слушала.
Пуаро подался вперед.
— Если бы вы могли привести пример, мадемуазель… — сказал он.