Смерть в прямом эфире

Вэл с удивлением замечает слезы в ее глазах. Возможно, ее гнев и неприязнь происходили от обиды. Но прежде, чем успевает отреагировать, Айзек кладет ладонь на плечо Дженни, разворачивая ее обратно к дому, и что-то тихо произносит. Не слышно, что именно, но она немного расслабляется и коротко кивает, а когда водитель занимает место за рулем, кричит ему вслед:

– Не опаздывай на торжество!

Отгороженная от вездесущего гудения в машине, Вэл ждет, что оно уменьшится, и включает радио, желая окончательно заглушить его, но сигнал отсутствует, а помехи, кажется, только усиливают раздражающий гул.

Проходит почти час к тому моменту, как они возвращаются на асфальтированную дорогу и прибавляют скорость. А добираются до магистрали уже практически к полудню. По крайней мере, наступает блаженная тишина, которую Айзек не пытается заполнить разговорами. Кажется, он доволен и просто компанией Вэл, не настаивая на большем. Но ей как раз совершенно не хочется молчать. Она отчаянно желает отвлечься от навязчивых размышлений о том, чего не знает о прошлом, поэтому спрашивает, когда машина обгоняет одинокую фуру:

– Сколько лет твоей дочери?

– Шесть, – отвечает Айзек, не отрывая глаза от дороги.

– Какая она?

– Мы не виделись уже год, – вздыхает он даже слегка иронично. – Я не могу найти способ встретиться с собственной дочкой, учитывая свою работу частным детективом.

Вэл невесело усмехается.

– На похоронах я думала, что вы с Хави – полицейские или сыщики, но ты не выглядел похожим на них.

– Из-за бурных рыданий? – уголок губ собеседника поднимается в полуулыбке.

– Отчасти, ага.

– Все прошедшие годы я представлял в точности, что скажу тебе, когда отыщу, а вместо этого уронил стакан и ударился в слезы, – он качает головой, но его полуулыбка превращается в искреннюю ухмылку. – Если честно, во мне никто не распознает частного детектива, что бывает иногда удобно. Я специализируюсь на похищениях детей родителями. – Не успевает Вэл спросить, не ее ли поиски положили начало карьере, как Айзек подтверждает это: – Да, ты стала первопричиной. Твое исчезновение оказало на меня сильнейшее воздействие. На всех нас, само собой. Как бы там ни было, мое единственное стереотипное качество детектива – алкоголизм. Пошел по стопам родителей. Мама сумела взять под контроль зависимость, когда мне исполнилось двадцать, но папа так и не смог. Кайли – моя бывшая – не имела ничего против меня пьяного, потому что тогда я не следил за ее собственным состоянием и не возражал насчет походов по клубам. А вот стоило мне завязать, как она решила со мной порвать. И поскольку мать выглядела более благонадежной по документам, ей отдали опеку над дочерью. Ради Шарлотты я бросил пить, но всё равно потерял ее. И с тех пор стараюсь вернуть.

– Сочувствую от всей души.

– Она заслуживает лучшего. Лучше, чем Кайли, и лучше, чем я. Заслуживает всего самого замечательного в мире. Мне просто… – костяшки на руках Айзека, сжимающего руль, белеют, на стиснутых челюстях проступают желваки. – Я стараюсь изо всех сил. И сейчас могу заключить сделку.

– Всё уладится, – Вэл кладет ладонь на предплечье спутника – напряженное, со сведенными мышцами. Но от этого прикосновения он расслабляется. – Я точно знаю. И если хоть чем-то могу помочь… – она замолкает, ругая себя за глупые слова: что она способна предложить?

Однако Айзек быстро кивает.

– Спасибо. Для меня это очень много значит.

Вэл не жалеет, что спросила его про дочь, хотя беседа получилась вовсе не такой легкой, как хотелось. Неудивительно, что прошлой ночью он отзывался о детстве как о лучшем времени в жизни. И эту часть жизни у него отняли. Сама же Вэл впустую потратила свои годы, скрываясь. Какой груз давит на Маркуса, Хави и Дженни?

Пейзаж за окном по-прежнему состоит из холмов и гор, рыжеватого оттенка камни почти не разбавляет зелень. И всё же здесь, на дороге, опасность чувствуется меньше, чем в уединенном здании посреди пустыни.

– Интересно, каков на вкус оранжевый цвет? – задумчиво произносит Вэл.

– Ты это помнишь?

– Что именно?

– Цветной дождь, – Айзек бросает на нее взгляд, из-за улыбки от уголков глаз разбегаются морщинки. Приятно это видеть. – На передаче мы называли разные оттенки, которые лились на нас – каждый со своим вкусом.

Вэл отрицательно качает головой, но на самом краю сознания действительно что-то всплывает. Намек на воспоминание на самом кончике языка.

– Это так странно. Я всегда смотрела на цвета и представляла себе их вкус. А однажды даже заявила детям Глории, что пробовала зеленый. Они дразнили меня целый год. Да и до сих пор иногда припоминают.

– Ты каждый раз выбирала этот цвет. – Морщинки от улыбки Айзека становятся еще заметнее. – Дженни обожала розовый. Маркус знал больше оттенков, чем любой из нас. Я и сейчас не в курсе названий некоторых из них. А Хави постоянно выкрикивал самые странные, какие мог придумать, пытаясь наткнуться на противный вкус и нас разыграть.