Но следовало признать, версия журналиста – особенно в свете информации, которой он делиться с Полуяновым пока что не собирался, – несомненно, требовала проверки.
– Вытащи меня отсюда, – фамильярно попросил Дмитрий. – Очень хочется в душ нормальный.
Но друг лишь усмехнулся:
– Это не я решаю.
Нечего Полуянову путаться под ногами. Тем более официально отпущенные сорок восемь часов еще не истекли.
Вечер выдался мерзким, стылым. Дураков гулять в парке не было, но единственный прохожий, старичок-собачник, забрел. Проходил со своим псом мимо заброшенного здания, услышал крики, осторожно заглянул, ужаснулся. Самолично восстанавливать справедливость не осмелился, но, когда из последних сил, обгоняя дряхлую свою псину, мчал из парка к ближайшему телефону-автомату, встретил патрульную машину. Задыхаясь, рассказал милиционерам, что происходит.
Те ворвались в заброшку, когда Толик, в спущенных штанах, лежал на недвижимом теле Маринки, а Гера с Юриком пинали его под ребра и орали:
– Давай! Не ссы!
Парней скрутили. К бездыханной Маринке вызвали «Скорую». В сознание ее смогли привести только в приемном отделении больницы. Гинеколог, когда осмотрел, велел немедленно в операционную: многочисленные разрывы. Когда пришла в себя после наркоза, немедленно все вспомнила. Вытащила из вены иголку капельницы и, на подгибающихся ногах, побрела к окну: жизнь после того, что случилось, представлялась ей абсолютно бессмысленной.
Подоспели сестры, подбежал врач. Уговоры, успокоительное не помогали – Марина билась, кричала. Срочно вызванный психиатр диагностировал травматический психоз и забрал к себе в отделение.
Милиция уже на следующий день явилась с вопросами, но к Марине оперов категорически не пустили. И только неделю спустя, когда накачали лекарствами и острое состояние купировали, она узнала: все трое насильников арестованы.
Гере и Юрику родители сразу наняли дорогих адвокатов, и парни дружно утверждали: Маринку им привел Толик.
– Сказал, что она сама хочет! – клялись. – А за то, что не первым будет, мы ему двадцать пять рублей дали!
Деньги у Анатолия вроде тоже обнаружились. И проводившие задержание милиционеры свидетельствовали: они ворвались в здание в тот момент, когда насиловал именно он.
Но Маринка, хоть и накачанная лекарствами под завязку, стройную версию следствия опровергла. Стояла на своем твердо: зашли случайно. А верный рыцарь не мог помочь, потому что сам без сознания был.
Анатолия все-таки продержали в следственном изоляторе почти месяц, но в итоге из-под стражи освободили. А на суде и вовсе полностью оправдали.
Юрик и Гера получили сроки. Анатолия родители перевели в другую школу. А Маринкина мама сразу после суда вместе с дочкой навсегда покинула Москву.
«Итак, насильником Самоцветов не являлся, хоть и проходил по делу – сначала подозреваемым, потом свидетелем, – думал Селиванов. – Или же он – единственный – откупился? Но оба других фигуранта не смогли, хотя финансовые возможности у них куда серьезнее, чем у мальчика из семьи инженеров. Нет, денег семья потерпевшей, видимо, не взяла. И девушка, скорее всего, рассказала правду. Но тогда ей и мстить Самоцветову – тем более спустя годы – явно незачем. И своей дочери про некрасивую историю школьных лет она, вероятно, даже не рассказывала».
Фотографии Марины Милиной и Марты Костюшко Селиванов рассмотрел и сравнил внимательно. Признал: Полуянову
Селиванов составил официальный запрос и спустя час получил ответ.
В декабре 1985 года мать с дочкой из Москвы уехали. Вернулись на родину, в Беларусь. Там и осели. В 1996-м Марина вышла замуж за Матвея Костюшко. А в 1998-м у них родилась единственная дочь. Девочку назвали Мартой.
Анатолий пытался найти одноклассницу, но следы ее, казалось, навсегда потерялись.
На прощание Марина (лучистые глаза теперь выглядели тусклыми, почти мертвыми) сказала:
– Видеться с тобой не хочу. И писать тебе не буду.
– Но почему? – взмолился.
– Не могу я, Толька. – Опустила голову. – Вроде и понимаю, ты не виноват ни в чем. Но смотрю на тебя – и сразу тех двоих вижу.
Во взгляде ее читал немой упрек: почему не защитил?
Он и сам себя корил ночами и днями.
Маришке ничем уже не поможешь. Но спасти других – в его силах. Сначала мечтал: подкачает физические кондиции, станет выходить ночами на улицы – помогать девчонкам, попавшим в беду.
Однако быстро осознал: Бэтмена из мальчика с вечным освобождением от физкультуры не получится. Да и куражатся насильники обычно группой – как с ними в одиночку сладишь?
Поэтому выбрал иной путь. Уже на младших курсах начал подрабатывать в одном из первых в России благотворительных фондов. Часто сталкивался с жертвами насилия. Рьяно пытался им помочь снова поверить в людей. А ночами бесконечно гадал: как сложилась Маринкина судьба?