Коренастый поднялся с лежанки, подошел к Сосновскому и неторопливо вытянул из-за голенища кирзового сапога финку. Он прижал острие к горлу пленника и начал медленно давить. Михаил почувствовал, что кончик уже проколол кожу, что горлу стало непривычно горячо. Но тут же он перехватил внимательный взгляд главаря. Нет, не собираются они его пока убивать, не собираются!
– Если я не дождусь ответа, – произнес худощавый, – лезвие войдет вам в горло и вы умрете.
– А вы сумеете, как я, умереть за идею? – спросил Сосновский сквозь стиснутые зубы. – Я смогу, а вы?
– Глупая смерть, – усмехнулся сухощавый.
– За идею умирать не глупо! – вспылил Сосновский. – Вы поживите здесь, походите каждый день под угрозой разоблачения! Вы пришли оттуда, а реально вы хоть что-нибудь сделали за свою идею?
Главарь махнул рукой – нож вернулся за голенище. Чувствовалось, что этому человеку тут привыкли повиноваться беспрекословно. Главарь смотрел на Михаила внимательно, щуря колючие глаза. Сосновский сверкнул ответным взглядом и отвернулся, уставился в стену с отрешенным видом готового на все человека.
– Что вы имели в виду? Поясните, – уже другим тоном спросил главарь. – Я жду.
– Только то, что я раскусил вашего Букатова. Я понимаю, что он вот-вот попадет в поле зрения НКВД. Я хотел предупредить его и предложить работать вместе, в нашей организации. Я думал, что он одиночка. А теперь вижу, что работает целая группа.
– Что за ваша организация? О чем вы говорите? Перестаньте говорить загадками, а то мое терпение небезгранично.
– А вы перестаньте кичиться собственной значимостью, – зло бросил Сосновский. – Слишком много «я», «мое». Мы здесь так не привыкли. Главное слово – это «мы», тогда и победа будет. Вы хотите, чтобы я раскрыл вам секрет, кто я? Пусть все выйдут, тогда поговорим.
Главарь подумал, потом кивнул и приказал всем выйти. Его люди потянулись к выходу, откинули кусок брезента и со скрипом открыли тяжелую дверь из толстых жердей.
Михаилу очень хотелось начать разговор с просьбы развязать ему руки, но он решил терпеть до конца. Собеседник ждал, равнодушно глядя на пленника. Сосновский даже подумал, что, возможно, он переоценил этого человека. Если он ошибся, тогда жить ему осталось минут пятнадцать, пока его отведут подальше в лес и пристрелят. Или зарежут. Яму выкопать можно и потом.
– Я представляю подпольную антисоветскую организацию, которая ведет борьбу за Россию вот уже не один десяток лет.
Произнеся эту фразу, Сосновский откинулся спиной к стене землянки с таким видом, будто его одолела немыслимая, нечеловеческая усталость. Честно говоря, он и правда чувствовал себя так. Когда к тебе подступает смерть, это отнимает почти все жизненные силы.
– И как называется ваша организация или ваше антисоветское движение?
– «Патриотический Союз». Но вам это название ничего не скажет.
– Почему? – удивился мужчина. – Вы не искали контактов за рубежом, не просили союзнической помощи? Если вы здесь, в Советском Союзе, рассчитывали только на свои силы, то это несерьезно. У коммунистов довольно развитый и многочисленный аппарат репрессий. Вам в одиночку не справиться. Семнадцатого года больше не получится, не те условия.
– Мы это тоже понимаем, – согласился Сосновский. – Теоретики коммунизма хорошо расписали условия свершения революции. А на поддержку широких масс населения нам рассчитывать глупо. Пока мы привлечем к себе массы сторонников, нас вычислят и поставят к стенке.
– И что же вы делали в этом плане?
– У нас были контакты с абвером. Они сами вышли на нас и глубоко законспирировали наши связи. Фактически нам поставили условия не контактировать ни с кем из западных разведслужб. А потом НКВД накрыло большую часть нашего руководства. Пришлось уходить в глубокое подполье. Абвер сам на время прекратил все сношения с нами.
– С кем конкретно вы контактировали?
– Нашим направлением в Германии занимался лично Фридрих Гемпп[2]
. Потом адмирал Канарис стал создавать восточное направление, но его опередила контрразведка НКВД. Лично я встречался с Карлом Ласнером. Знаю, что с нашим руководством плотно работал перед началом войны Отто Хенгель. Я участвовал в подготовке двух его переходов через границу.– Я знал Ласнера, – задумчиво кивнул собеседник. – Это был серьезный разведчик, умел маскироваться. Я удивлялся его познаниям в самых разных областях. У него было свое мнение практически по любому вопросу. Особенно интересно с ним было за рюмкой коньяка и с хорошей сигарой поговорить о лошадях.
– Ласнер не курил, – через силу усмехнулся Сосновский. – И не пил. Он был спортсменом, хорошим пловцом и убежденным сторонником здорового образа жизни. Пытаетесь поймать меня на нестыковках? Ну-ну. Теперь вы знаете обо мне все, но я не знаю ничего о вас.
– Вам незачем знать что-то о нас, – ответил незнакомец. – Пока что доказательством послужили лишь слова. Я не могу довериться вам.
– Как мне вас хотя бы называть?
– Называйте меня пока просто Николай, – ответил главарь и крикнул в сторону двери: – Макар! Развяжите ему руки и накормите. Я уезжаю.