Смотритель

Отец был на соседнем поле. Блэкберн пытался позвать его, но каждое усилие, будто острый коготь, лишь раздирало горло. Лежа посреди рядов табака, он вспоминал свою одноклассницу Салли Уошберн и слово, которое боялись произнести даже взрослые. Однажды две девочки на перемене посмеялись над тем, как уродливо выглядят башмаки и скобы Салли, и это услышала мисс Джонс. Она сказала классу, что стержни в ортопедическом аппарате Салли не просто стальные или алюминиевые, а серебряные. «Разве не чудесно?» – спросила она у класса, и все закивали. Мисс Джонс называла ее Серебряная Салли, но, глядя, как на перемене девочка ковыляет к ближайшей скамейке, никто из учеников ей не завидовал.

Время шло, но никто так и не появился. Блэкберн слабел. У него сдавило горло. Не в силах поднять голову, он не видел почти ничего вокруг себя. Это пугало еще сильнее. Он вспомнил о детях, запертых в металлических трубах, а кое-кто – и в гробах. Одна его рука лежала на земле, и он вцепился пальцами в свежевспаханную землю. «Держись за нее и не отпускай», – приказал он себе.

Отец нашел мальчика через час и отнес домой. Мать положила на голову холодный компресс. На следующее утро врач в Уилксборо подтвердил диагноз: полиомиелит.

Целую неделю мир вокруг был словно подернут дымкой. Потом лихорадка отступила, но ноги казались чужими. Врач предположил, что здесь поможет мазь Слоуна, и каждое утро отец растирал ноги мальчика жгучим снадобьем. Он тер изо всех сил, и сначала было больно, но потом Блэкберн начал ощущать тепло, разливающееся по мускулам. Отец работал молча. Временами, когда он разминал кожу на ногах, не отрывая от нее взгляда, казалось, что он злится. Часть мази он втирал и в лицо сына, потому что с одной стороны губы изогнулись вверх. Веко обвисло, и Блэкберн испугался, что ослепнет и станет изучать окружающий мир с помощью белой трости, как тот человек, которого он однажды видел в Уилксборо.

Так прошел месяц. Отец заставлял Блэкберна пытаться ходить. Даже когда мальчик плакал и отказывался, отец поднимал его с кровати и поддерживал, пока Блэкберн переставлял ноги одну за другой. Постепенно ноги окрепли, хотя левую мальчик немного подволакивал, однако лицо осталось без изменений. Врач мог лишь предложить его родителям подождать и возблагодарить судьбу, что их сын способен дышать самостоятельно и его не требуется помещать для этого в специальный аппарат.

Глава 21

Когда Джейкоб вернулся с послеобеденной прогулки, на дорожке возле дома он увидел зеленый пикап. Наверное, воскресным днем кто-то приехал, чтобы взбодрить его, заставить делать хоть что-то, а не валяться большую часть дня в постели. «Ты выздоравливаешь», – заверил доктор Иган Джейкоба в присутствии его родителей в среду, отменяя назначенный ранее торазин. Но в результате вновь нахлынула скорбь. Подойдя поближе к пикапу, Джейкоб заметил в кузове машины тюк сена и вилы. Фермер. Значит, скорее всего, кто-то заехал по делу.

Джейкоб обогнул дом и, поднявшись на заднее крыльцо, прошел через кухню в свою комнату. Он уже собирался закрыть дверь, когда появилась мать.

– Кое-кто хочет повидаться с тобой, сынок.

– Я никого не хочу видеть, – ответил Джейкоб, но мать взяла его за руку.

– Все равно придется.

В гостиной напротив родителей сидел мужчина с пустой чашкой в руке. Он был одет в белую сорочку с узким черным галстуком и коричневые брюки. Похоже, в этом наряде он ходил в церковь, а сейчас чувствовал себя неловко. С загорелым лицом и кирпично-красной шеей, немногим старше Джейкоба, разве что лет на десять. На кофейном столике лежало письмо, которое сержант Абрамс написал родителям Джейкоба.

– Ты знаешь, кто это? – спросил отец.

Тут Джейкоб узнал гостя. Родители однажды показали на этого мужчину в городе и поведали о его героизме во время Второй мировой. Мужчина встал и протянул руку, на которой не хватало двух пальцев.

– Сет Нолан. Рад знакомству, Джейкоб.

Они обменялись рукопожатиями. Несмотря на отсутствие пальцев, хватка у Нолана была крепкая.

– Незачем было показывать это письмо, – сказал Джейкоб отцу.

– Оно адресовано матери и мне, сынок, – возразил отец и заявил Нолану: – Нет ничего дурного в том, что родители гордятся ребенком. Я знаю, что твои родители тоже тобой гордятся, Сет.

– Присядь, Джейкоб, – сказала мать, освобождая место на диване. – Сет, давай я налью еще кофе.

– Не надо, мэм, – отказался Нолан и повернулся к Джейкобу: – Твой отец говорит, что в ручье на пастбище водится отличная форель. Я не взял с собой удочку, но хотел бы взглянуть.

Чуть подумав, Джейкоб кивнул.

– В сарае есть удочка и катушка с леской, – добавил он, когда они спустились с крыльца.

Нолан покачал головой.

– Я просто искал повод выйти из дома вместе.

– Они говорили с тобой обо мне, верно? – спросил Джейкоб. – Не только о письме, но и о том, как я живу после возвращения.

– Они не сказали ничего такого, чего я не понял бы, увидев тебя, – заметил Нолан. – Ты вернулся уже месяц назад, но до сих пор плохо спишь. Аппетита нет. Наверное, не хочется ничего делать, только валяться в постели.

– Дело не только в войне.