У-у-у-у-у-у-у-у.
— Передавай Хелен привет от меня, ладно?
— Обязательно.
ГС проводит большим пальцем по гашетке.
— Что было в посылке?
— В какой?
— От Дженни, которую привез Винс.
— А. Как обычно. Письмо. Конфеты.
Можно было бы покурить, но я не захватил сигареты, а Артур явно не в настроении делиться. В такую погоду с ним это бывает. Он цепенеет. Как будто наполовину не здесь. Как старик, а он и есть старик.
— Чувствую себя виноватым, — говорю я. — Она специально это делает.
— Дженни хорошая жена, Билл. Хелен не стала бы так стараться.
— Что?
Я знаю все, что делает Хелен. Или что я бы хотел, чтобы она делала и что она будет делать, скоро, как только поймет, что ничего ему не должна.
— Стараться быть хорошей женой, — отвечает Артур. — Не для меня.
Хелен говорит, он никогда на нее не смотрит. Если бы она была моей, я бы не сводил с нее глаз. Я и так все время смотрю на нее. Исподтишка. Когда Дженни не видит. Я слежу за дверью «Адмирала», жду, пока она откроется, Хелен выйдет и начнет похлопывать по сумке в поисках ключей. Ее взгляд скользит по окну; она здоровается, и она не забыла, она думает обо мне так же, как я думаю о ней; она хочет, чтобы мы скорее были вместе. Потом Дженни кричит на меня из кухни, ругаясь, что я не слежу за ребенком, который уронил омлет на пол и уполз.
В это время Артур уже был моим ГС и все происходило у него под носом. Хелен сказала, они не прикасаются друг к другу. Не разговаривают. И он ничего не подозревает.
Иногда ты просто не можешь ничего поделать со своими чувствами. Первый раз я сказал это Хелен, когда она стояла у стиральной машины. Перед тем как мы попрощались, я сказал: «Я просто не могу ничего поделать». Дело не в Артуре, но если бы он не был женат на ней, этой проблемы бы не было. Но он женат. Они были мужем и женой, когда я еще бегал в коротких штанишках, а мой отец садился на край моей кровати и проводил ремнем по ладони.
— Жаль, что Дженни не такая независимая, — говорю я, — как Хелен.
Это вызов — произносить ее имя вслух перед ним. Мне хочется повторять его.
— Тебе нравятся независимые женщины, Билл?
— Это лучше, чем наоборот.
— Правда?
— В тот раз, когда мы ходили ужинать в Мортхэвене, — я продолжаю эту тему, просто чтобы посмотреть, как далеко мы можем зайти, — на день рождения Хелен. Она была в синем платье, которое купила в Лондоне. Мы наняли няню, отправились в «Семь сестер» и заказали рыбную тарелку.
— Я купил ей это платье.
— Оно ей шло.
— И сейчас идет.
— Хелен не понравилось вино. Но это не помешало Дженни напиться. Когда мы вернулись домой, она была расстроена и плакала. Сказала, что на фоне Хелен чувствует себя уродливой и глупой. Я сказал ей, что если бы она так не надралась, то чувствовала бы себя лучше.
— Это защитный рефлекс.
— Это опьянение.
— Почему она пьет?
— Черт меня подери, если я знаю. В любом случае она как летящая ракета. Возвращаясь на берег, я никогда не знаю, что меня ждет.
— Она тоже не знает, — говорит Артур.
— Что?
— Однажды Хелен сказала, что это словно возвращение незнакомца.
— Про меня?
Наконец Артур смотрит мне в глаза. Он докуривает сигарету до самого фильтра, зернистого и кислого.
— Нет. Про меня.
У-у-у-у-у-у-у-у.
— Чай остывает, — говорю я, пятясь.
— Иди поспи, Билл.
Он выбрасывает окурок и идет перезарядить пушку.
До моей вахты еще два часа. У меня внутри появилось такое чувство, или оно там уже было, это беспокойство, которое уносит меня куда-то между? Ни на землю, ни на море, ни домой и не вдаль, куда-то между, но я не знаю куда, просто дрейфую. Хелен говорит, что не стоит думать о плохом. Но иногда я просто не могу ничего поделать.
Я рассказываю ей о том, о чем никогда не говорил жене.
Например, мне было двенадцать лет, когда я увидел его. Меня подвозила наша соседка миссис Э.; ее сын учился в моем классе, редкостный засранец, надо сказать. Мои волосы еще не высохли после плавания. Я думал о жестяной коробке в оружейном сейфе нашего старика, где мой брат прятал сигареты. Я стащу одну и выкурю на крыльце до их возвращения.