Смуглая дама из Белоруссии

И он поискал Германа Мелвилла в бронкском альманахе. Так мы узнали, что Мелвилл сочинял рассказы про море, сам тоже был моряком и жил с каннибалами на Таити. Альманах сообщал: «Его основное произведение, „Моби Дик, или Белый кит“, при жизни автора не пользовалось популярностью у читателей». В тридцать шесть он напрочь забросил сочинительство, отрастил бороду, и его все забыли. «Герман покоится вдали от миазмов Манхэттена, на благоухающем цветами кладбище „Вудлон“».

Мистер Лайонс похоронил Дарси так близко к Герману Мелвиллу, как только смог. Кладбище заполнил народ. Я-то сидел на взгорке, а вот Дарси с его пятачка точно не было видно могилу Мелвилла. Политиков на похороны явился целый взвод. Был и Начальник Флинн со свитой. Он все время сморкался в ужасно большой — я и не знал, что такие бывают, — носовой платок.

— Трагедия, — сказал он. — Один из лучших наших сынов.

Мама в вуали сидела на том взгорке среди прочих «вдов» Дарси. Она не плакала, но явно очень переживала. Благодаря Дарси она не сидела в замкнутом иммигрантском мирке, а осваивала английский, играла в карты, познакомилась с президентом Бронкса и другими важными шишками.

Не видно было ни священников, ни раввинов. Дарси числился протестантом, может, потому-то Начальник Флинн так легко им пожертвовал. Протестанты в Бронксе были как бы в черном списке. ФДР тоже был протестантом, но ему этим глаза не кололи, потому что он был из Гайд-парка, а там все протестанты. И все же ему, не то что мистеру Лайонсу, никогда бы не стать президентом Бронкса…

В толпе скорбящих я заметил человека в коричневом котелке, он показался мне знакомым. За последние полгода усы его потемнели, зато туфли были без единого пятнышка. Это был дядя Чик, маляр, который после «Суровых орлов» взлетел высоко, вошел в дело с одним из подручных Меира Лански и теперь распоряжался подрядами на покраску жилых домов, больниц и приходских школ.

— Фейгеле, — сказал он, — ты меня простила?

Лицо Фейгеле под вуалью было непроницаемым.

— Мистер Эйзенштадт, — сказала она, — в заляпанных башмаках вы мне больше нравились.

— Странно. Мне казалось, что наоборот.

— Что вы здесь делаете? Преследуете нас с сыном даже на кладбище?

— Нет. Отдаю дань уважения покойнику.

— Дарси тебя ненавидел. Его живодеры отправили тебя на больничную койку… ты до сих пор не поправился.

— Он был настоящим бойцом. На его месте я поступил бы точно так же.

— В смысле?

— Он любил тебя.

— Ну да, как же, — ответила Фейгеле. — Он из борделя не вылезал.

— Он любил тебя. Ты единственная, на ком бы он женился.

— Откуда ты знаешь?

— Он мне сам сказал. Признался. Потому-то ему и пришлось проломить мне голову.

— Поди вас, мужчин, пойми.

Мама пальчиком приподняла вуаль. Здесь, на этом благоухающем цветами кладбище, на холме, на котором Дарси упокоился бок о бок с Германом Мелвиллом, автором «Белого кита», смуглая дама чувствовала себя неуютно.

— Как поживает твоя женушка?

— Мы разъехались, — сообщил Чики.

Я застрекотал Фейгеле на ухо: если собираешься в «Уильям Говард Тафт», не ссорься с Маршей Эйзенштадт, ведь она лет через семь-восемь точно пробьется в завучи.

— Маляр, — сказала мама, — не бросай своих детей.

И уплыла от Чика, и я вместе с ней.

Через неделю после похорон мистер Лайонс стал подкатывать к маме. Заявился с целой плантацией роз — еле-еле сам за ними виднелся. Звал маму открыть собственный игорный клуб в «Конкорс-плаза».

— Флинн дал добро. Он в тебе заинтересован. Сказал: «Фейгеле должна плыть с нами в одной лодке. И пусть берет с собой на борт того лишайного паренька».

— Малыш уже давно не лишайный. Вы не заметили, мистер Лайонс? И зачем вы лижете зад тому, кто приговорил Дарси к смерти?

— Боже упаси, — воскликнул мистер Лайонс. — Стоматолог умер от сердечной недостаточности.

— Скорее, от разрыва сердца. Он был политическим заключенным.

— Фейгеле, в этом году выборы. ФДР не мог допустить скандала в Бронксе. Пришлось бросить Дьюи косточку. У Флинна были связаны руки.

— Косточку? Тогда сам сдавай карты Флинну и прочим начальникам, у которых связаны руки.

— Фейгеле, это политика. Дарси был мне другом.

Мама завернула президента Бронкса вместе с плантацией роз. И сняла со стены портрет ФДР. Сержант Сэм аж поперхнулся шнапсом.

— Фейгеле, это президент Соединенных Штатов.

— Только не в моем доме.

Мама забросила всю свою деятельность. Шальных денег не стало. Я уже не мог пойти в магазин и наобум взять с полки первую попавшуюся игрушку — пиратский пистолет или фигурку Бэмби. Я жалел о том времени, когда мама работала на черном рынке.