Смуглая дама из Белоруссии

Я удирал из школы всякий раз, когда Чик приглашал маму в «Суровые орлы». Ему снова был открыт доступ туда. Русские гангстеры, что толпились у барной стойки, не решились бы на такой плевок в лицо Меиру Лански. Чик был связан с его подручным. Меир жил на Сентрал-парк-уэст, и никто из этих гангстеров его в глаза не видал, но связываться с Коротышкой Лански никому не хотелось. Он с детства водил дружбу с Багси Сигелем, психопатом, основавшим Лас-Вегас; шел по стопам Арнольда Ротштейна, первого короля организованной преступности; проворачивал дела на пару со «Счастливчиком» Лучано, наследным принцем Ротштейна. Однако еще ни разу его лицо не засветилось на полосах американских газет; о «Коротышке» Лански писала разве что еврейская пресса — и то лишь о том, сколько он жертвует на синагоги и летние лагеря. Но, похоже, в Бронксе и «Суровых орлах» знали о Меире нечто такое, чего не ведали манхэттенский окружной прокурор и «Нью-Йорк таймс». Этот игрок-филантроп, король музыкальных автоматов, ярый демократ чурался публичности. Русским гангстерам было страх как любопытно, видел ли Чик Меира Лански.

— Какой он? Чики, а правда, что он как взглянет, так ты от страха в ледышку превратишься?

— Джентльмены, он такой душка, ну прямо Санта-Клаус. Прикиньте, мы с ним виделись всего пять минут. Он спросил, каково Бронксу без Джо Димаджио.

— Он что, совсем там у себя в песках[88] закопался и знать ничего не знает? Димаджио сражается за Америку. Некогда ему в бейсбол играть…

— Скажите это сами Коротышке Лански.

Русские гангстеры уткнули носы в стаканы с водкой. А Чик пригласил нас с мамой обойти его владения. Я смотрел, как двести маляров ползают по стенам госпиталя и белят их все разом за полдня. Чики называл это шокотерапией: никто не мог тягаться с его малярами в дисциплине и скорости. Он обскакал всех подрядчиков в Бронксе и обязан был либо «сдать» госпиталь в кратчайшие сроки, либо распрощаться с заработком. Он размахивал руками, как постовой — у него и жезл имелся, — и подгонял свои ударные части, чтобы те пошевеливались.

Но лучше было бы Чику поберечь себя. Он харкал кровью в кусок холстины и утирался рукой. Мама была права: то нападение его подкосило, и он так никогда от него и не оправился. Обреченный генерал, своим жезлом он сигналил о собственной гибели.

— Маляр, — посоветовала мама, — тебе нужно лежать.

— Вот еще. Меня в клетку не загнать. Без запаха краски я просто дышать не могу.

— Милок, скажи это своим легким.

Чик повернулся ко мне.

— Малыш, надо было наводнить больницу двумя сотнями рабочих, организовать осаду и начать харкать кровью, чтобы твоя мать наконец назвала меня «милок».

— Прекрати, — сказала мама. — Не то ребенок Бог знает что подумает.

Чик даже не смог позволить себе краткой передышки в «Ливанских кедрах». Меир повздорил со своим подручным, и Чик лишился протекции Коротышки Лански. Конкуренты сорвали Чику всю его «шокотерапию». Наняли бандюг, и те перебили руки лучшим Чиковым малярам. А Чику пообещали, что макнут его в белую краску, а краску подожгут. Бандюги запугали его детей, ворвались в класс к Марше в «Уильям Говард Тафт», вымазали ей лицо мелом, написали на доске: «Чик Эйзенштадт — покойник» — и, одарив учащихся жвачкой и конфетами, скрылись.

Против бандюг Чик нанял русских гангстеров, но армию маляров пришлось распустить. Ему на хвост сел налоговик: дескать, Чик кладет деньги в карман, а налоги не платит, типа, он задолжал Дяде Сэму сотню тысяч долларов. Сражаться сразу и с бандюгами, и с Налоговым управлением Чику было не под силу. Он нацепил фальшивую бороду и залег на дно.

— Фейгеле, за этим стоит Рузвельт. У меня есть враги в верхах.

— Президент не обижает маляров — только стоматологов, которые помогали ему прийти к власти. Он скармливает их Тому Дьюи. Но у тебя же есть знакомые генералы, адмиралы. Кто доставал их женам дефицитные шелковые чулки? Может, к ним обратиться?

— Но как? Кто захочет признаться, что якшался со спекулянтами? Они пытаются начать с чистого листа, вычеркнуть меня из списков. Они мне враги, Фейгеле.

И тут встрял я.

— Дядя, я буду твоим защитником. Я обещал Дарси, что выучусь на адвоката.

— Смотри, не забудь. Ты мне очень пригодишься, Малыш, когда меня снова закатают в Синг-Синг.

Мы обедали с Чиком раз в месяц — обязательно во второй половине дня, когда «Суровые орлы» закрывались для посторонних и Чик мог снять бороду. Без местного русского торта он совсем отощал. Постоянно кашлял в кулак и сыпал сахар в чай, а чай тот был вперемешку с его кровью.

— Чики, ляг в больницу, прошу тебя, а то как бы не стало поздно.

— Мне нельзя светиться. Рузвельт меня арестует.

— Идиот. Рузвельт не знает, что ты жив.

— Адмиралы внесли меня в его черный список.

— Что такое черный список?

— Люди, которые после войны могут представлять опасность.

— Это ты-то опасность? Мой бедный Чик. Президент отвернулся от Бронкса. Отдал нас на откуп Дьюи.

— Отдал нас на откуп Дьюи, — повторил Чик, и это было последнее, что он нам сказал.