Смысл жизни человека: от истории к вечности

Принцип бескорыстия, надо признать, более последовательно, чем метафизика, проводит экзистенциализм, добиваясь этого с помощью отказа от надежды, а, в атеистическом варианте, от Бога, становящегося тогда двойником морального выбора самого человека, или «принципом свободы».

Напротив, религиозные метафизика и экзистенциализм понимают, что Бог есть большее, чем «безусловное», что Иисус нигде не заповедал любви ради нее самой, что Его душу наполнял сам Бог, а не только любовь к Нему. (Бог есть любовь, но не любовь есть Бог). Первый импульс любви идет от Бога к человеку, а не от человека к Богу. Здесь правда метафизического подхода, и если ее совместить с правдой экзистенциализма, возможно, будут сняты аспекты относительности того и другого подходов.

Экзистенциализм, говоря об ответственности человека за его жизнь, настаивает на том, что это его собственный ответ, который не совпадает ни с одним другим, столь же уникальным. Здесь становится невозможным осуществление заповеди «возлюби ближнего как самого себя» (уникальности не тождественны).

Чисто метафизический подход связан с поиском единственно возможного ответа, который не совпадает практически ни с одним конкретно-реальным, земным. Здесь должное «навсегда» отрывается от сущего и становится невозможной другая фундаментальная заповедь: «будьте совершенны как Отец ваш небесный». Две абсолютные заповеди христианства, взятые вместе, требуют совмещения метафизического и экзистенциалистского подходов к морали в плане конкретной, практической любви к совершенству, что реально достигается индивидом. Индивидуально определенная и осуществляемая мораль – точка пересечения векторов, задаваемых экзистенциалистским и метафизическим подходами. Метафизика выражает «что» морального абсолюта, а экзистенциализм – его «как». Диалог совести и ответственности – это диалог «что» и «как» морали, диалог вечности и времени в ней. «Совесть – понятие надысторическое, она презирает смерть, ибо никакое зло не может приключиться с добродетельным человеком ни в жизни, ни в смерти»; мораль же культурных ценностей принадлежит истории, предмет ее забот – поддержание существования вещей, обреченных на гибель. Объединение морали и совести невозможно;

оно осуществимо разве только в виде индивидуального достижения. В конечном итоге мы оправдываемся только верой» – цитирует Э.Трельча Р.Нибур.775

В этическом плане вершиной индивидуального достижения является нравственный смысл жизни, и «является» он, конкретно, в совестноответственном акте, в котором «прощение» главенствует над «терпимостью», а заповедь «не судите, да не судимы будете» усекается до емкого «не судите»: «Для меня очень мало значит, – говорит Св. Павел, – как судите обо мне вы или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе. Ибо, хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь; судия же мне – Господь. Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке, и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога» (1 Кор., 4:3-5).

Добропорядочный человек вовсю судит себя и других, стремясь к справедливой адекватности критериев оценки и самооценки; на уровне добродетельного существования человек перестает судить других людей;

морально праведный не судит и самого себя. Мы видим, что религиозная логика последовательно ведет к концентрации суда, оценки в Боге. Мораль же пытается удержать эту важнейшую для нее функцию, зафиксировать оценочный компендий и инструментарий, придать им легитимный и справедливый, а, значит, всеобщий характер. Стремление ко всеобщности нравственных требований и оценок приводит либо к формальнобессодержательным принципам нравственности, либо к содержательному анализу относительных, подверженных релятивизации норм и фактов нравственной жизни.

Поскольку содержательность и объемность всеобщего обратно связаны друг с другом (начало формальной логики), остается в основу этического анализа положить индивидуально определенную мораль, базовым механизмом которой является диалог совести и ответственности об абсолютном добре и человеческом предназначении. Если диалог, содержанием которого выступает любовь, результатом которого становится любовь, состоялся, – найдены подлинная цель жизни и средства ее достижения; возможное становится действительным, истина – ценностью, сущность человека реализуется в его праведном существовании, а нравственный смысл его жизни превращается из предмета поиска в саму жизнь.

Глава 6. Жизненный смысл вопроса о смысле жизни человека

Наиболее бесспорным аспектом смысложизненной проблематики в целом, является ее педагогическое и психолого-терапевтическое значение. Повторим еще раз слова Альберта Эйнштейна: «Человек, считающий свою жизнь бессмысленной, не только несчастлив, он вообще едва ли пригоден для жизни».776