Сначала исчезли пчёлы…

— Эй! — бурчит из-под одеяла отец. — Пойдите, да девок себе найдите! Лясы точите, училок вспоминаете! Поспать дайте!

— Хорошо, хорошо, — капитулирую перед старшим. — А физичка, все-таки, суперская была, — ещё раз прошептал я, прежде чем окончательно заткнуться.

— Суперская, суперская, — снова бурчит отец. — Я её на твоём последнем звонке трахнул, — как бы, между прочим, признался отец из своего укрытия.

В комнате повисла тишина. Секунда, две, три, четыре… Первым начал хрюкать от смеха Серёга, следом и я. Отец изо всех сил старался скрыть свой смех, но его выдало сотрясение его тела, сдерживающего хохот ценою спазмов, кажется, всех мышц сразу.

Неясно сколько бы мы ещё ржали, если бы не услышали, деликатный стук в одно из сравнительно небольших окошек нашей нынешней спальни, которая, судя по всему, изначально и идейно была залом. К слову, несмотря на то, что здесь долгие годы никто не жил, окна оставались застеклены, что не могло не радовать, так как ночи были, всё-таки, не по южному холодными. Вскоре послышались шаги по скрипучим половицам, и в комнату вошёл Леший, предварительно, ещё раз постучав, только на этот раз в косяк дверного проёма, соединяющего прихожую с залом, наспех переквалифицированным нами в спальню.

— Проснулись? — скорее для проформы, бодрым голосом интересуется здоровяк. — Это хорошо! И настроение, вижу, хорошее. Это радует. Человек в хорошем настроении может много добра сделать. Это истина, проверенная годами.

— И тебе доброе утро! — пробубнил отец и, наконец, выполз из под одеяла.

— Доброе утро, — подхватили мы с Серёгой.

— Ага, — как-то смущённо отозвался Леший. — Я тут принёс кое-чего, — слегка потряс он руками, в одной из которых держал внушительных размеров термос, а в другой непрозрачный пакет, очевидно с чем-то съестным.

Это произвело на нас должное впечатление и уже через пару минут мы сидели за расшатанным столиком, а гость разливал горячий травяной чай по, принесённым им же, картонным стаканчикам.

— Я к Спиридону и Елене уже зашёл, — снял возможный вопрос Леший.

— Как они там, как Лёша? — поинтересовался отец.

— Нормально, — пожал плечами бородатый здоровяк и плотно закрутил термос.

Вчера, когда повис вопрос о нашем квартировании, решили, что Лёшу надо поселить вместе со стариками. Всё-таки люди пожилые, помощь когда-никогда требуется. Да и внезапно ставшему сиротой подростку внимание старших не повредит. А с нас — какие опекуны? Опыт в общении с подростками есть только у отца. А ему и нас с Серёгой достаточно. Мы и сами словно дети малые… Предложение о подселении к супругам Ривман, Лёша воспринял спокойно, без возражений. Так наша компания разделилась ровно надвое.

— Угощайтесь! — предлагает Леший, подворачивая пакет, делая из него, тем самым, нечто похожее на низенькую корзинку. — Завтрак для мужика — самое главное!

«Самым главным» для нас в это утро стали отваренные куриные яйца, пучок зелени и несколько разномастных бутербродов. Примечательно, что вместо хлеба, было нечто наподобие лепёшки, аккуратно порезанной на порционные кусочки. Их устилала не очень толстая, но и не слишком тонкая нарезка мяса птицы, сала и чего-то наподобие омлета. Бутербродов каждого вида имелось по шесть штук. Стало быть, по два одинаковых на брата, так как Леший сразу заявил, что уже трапезничал и максимум чем может нас поддержать, так это стаканчиком травяного чая.

— Откуда это всё? — запихивая в рот бутерброд и рискуя подавится, живо интересуется Серёга, который перед сном особенно жаловался на голод.

— Как откуда? — не понял его Леший.

— Он имеет в виду — привозите из города или сами хозяйство держите? — пояснил отец.

— Сами, конечно, — посмотрел здоровяк на нас, как на умолищённых. — Какой город? Мы же изгои! Нам в город путь заказан. Да и не нужен он нам… Сами все делаем. А вы, кстати, знаете, откуда в городе продовольствие берётся, а?

— Понятно откуда, — отвечаю за всех. — Продовольственные корпорации. С их комбинатов.

— Это то дерьмо, которым они вас кормят — оттуда! Я имею в виду элитные продукты, на которые вам никогда и никто лимитов не выдаст! Только, если совсем всё гнить начнёт, и то — вряд ли. Больше половины элитных продуктов для, так называемых людей высшего сорта, производят изгои. Такие же, как мы! А уже корпорации скупают это всё, как у туземцев, за «бусики стеклянные», суют в упаковку и выкладывают на полки, чтобы такие, как вы, — окинул он нас троих взглядом, — проходили мимо и облизывались. Чтобы каждый день понимали, что есть нечто, вам недоступное. И привыкали к этому… Привыкали к тому, что у вас есть своё место. И вы трясётесь каждый день, чтобы его не лишиться и, в конце месяца, получить право забрать с полок третьесортные сублиматы мясных отходов и дерьма, которое позиционируется у вас, как вполне сносные мясные продукты. Ведь так, не правда ли? Не забыли ещё вкус того дерьма, что зовётся в городах едой?

— Еда есть еда, — скупо отвечаю на язвительную тираду. — Лучше, хуже… Еда есть еда. Вы ведь тоже трудитесь для того, чтобы прокормиться. Разве не так?