Сначала исчезли пчёлы…

— Так вот, — продолжил Иваныч, — у нас тут не совсем анархия, как вы выразились вчера, — все-таки припомнил старик, — а нормальное цивилизованное общество. Именно цивилизованное! — нарочито подчеркнул Иваныч. — С тем самым смыслом, который вкладывали в это определение древние философы, а не в современном, извращенном понимании. Запомните, у нас главное — это взаимное уважение! Не толерантность, мать её! А именно уважение! Сначала к себе, потом к окружающему тебя миру и людям. Только так и никак иначе. Человек, не уважающий себя — не может требовать этого от других! Но, что-то я отвлёкся, — растерянно почесал он седую шевелюру. — По словам Спиридона, вы — ребята неплохие. Значит, сами всё поймёте. Слушайте местных. Не бойтесь, здесь обманывать не принято. Ведь, потом могут и спросить, сами понимаете… — едва заметно похлопал он себя по рубахе, в районе пояса, которую недвузначно оттопыривала рукоять пистолета. — И ещё, — назидательно поднял он указательный палец, — у нас принято работать. Каждый станичник должен делать что-то для её процветания, в силу своих способностей. Это обязательное условие! Иначе мы будем вынуждены с вами расстаться. Можете, конечно, жить сами по себе — сами добывать себе пищу, электричество, питьевую воду, в общем — быть изгоями среди изгоев. Но смысл? Лично я его не вижу! Тем более, что никто у нас здесь не упаривается до обморока. Работают все, но понемногу. Сначала, когда только налаживали здесь жизнь, без этой поганой власти — было тяжело. Работали, как кони. Помнишь, «Шепель»? — хлопнул он по плечу, сидящего рядом с ним пузатого пожилого мужчину с длинными усами.

— А то?! — басовито отозвался усач. — Тогда-то, да…

— А потом, — продолжил Иваныч, — когда всё наладили, легче стало и лучше… А когда стали к нам грамотные городские приходить — ещё лучше. Сейчас, через день на пять часов выходим, и этого хватает…

— Куда выходите? — не понял я.

— Как куда? На работу, — пояснил староста.

— Через день?

— Через.

— На пять часов?

— На пять. Вас, что-то смущает? — недоверчиво прищурился старик.

— Такое бывает вообще? — шепчу в ухо Серёге, несмотря на то, что к нашим перешёптывания приковано всеобщее внимание.

— Не знаю, — отзывается товарищ. — Может и бывает. А какие у вас тут зарплаты? — переходит на нормальный тон, спрашивая не столько у Иваныча, сколько у всех собравшихся станичников. Вместо ответа раздаётся многоголосый хохот.

— Чего я такого сказал? — непонимающе вертит головой Сергей.

— Эх, — снисходительно кивает Иваныч, — городские… Зачем вам зарплата? Вам простой жизни мало? У нас нет ни денег, ни лимитов. У нас всё бесплатно. В Старом поселении цена есть только у данного тобой слова…

* * *

С того разговора прошло уже три недели. Не могу сказать, что я познал все тонкости здешнего быта. Однако, отчётливо понял одно — жизнь здесь не такая простая, какой кажется на первый взгляд — она ещё проще! Когда Иваныч говорил о взаимном уважении и помощи, мне казалось, что это лишь пространные слова, обозначающие всё вместе и ничего одновременно. Наверное, так оно и есть, но в тоже время — эта нехитрая идеология здесь присутствует во всём. Начиная от простого человеческого общения и заканчивая работой, чисто технического характера. В первом — всё и так понятно, да и во втором, если подумать, тоже всё просто. Сделал плохо — начинаешь терять уважение. А потом, могут и спросить… Причём, любой станичник! Здесь нет ни комиссий, ни проверяющих. Здесь все делают всё для всех. А потому, каждый в ответе перед каждым. Звучит как белиберда, но, по своей сути, это самый действенный контроль из всех, что мне приходилось знать. Любого ревизора можно умаслить. Но, как умаслить всех, если ревизор каждый? Только сделав свою работу и сделав её хорошо.

Надо сказать, поначалу я никак не мог понять принципа здешнего трудоустройства. Не мог осознать — почему каждый не занимается только своим делом, а вынужден хвататься за всё подряд? Но, спустя три недели, начинаю догадываться, почему именно такую систему ввели местные жители для самих себя.

Дело всё в том, что в Старом поселении имеются свои токари, пекари, врачи… Но периодически, каждого из них можно видеть за несвойственным занятием. Например, высококлассный, насколько я мог судить по рассказам, педагог старших классов, вдруг рыхлит грядки в теплице. Или радиоинженер, на котором держалась почти вся здешняя электроника, вдруг был замечен за прилавком местного магазинчика. И таких случаев, буквально за первые пару дней, я насмотрелся предостаточно. Когда идущий мимо паренёк заметил мой растерянный взгляд и расспросил о моём замешательстве, то объяснил мне, что по своей специализации станичник может работать только половину трудового времени. Вторую половину нужно посвящать работам иного профиля. А если конкретнее — помогать там, где в данный момент требуются рабочие руки, ну, или мозги…