Сначала исчезли пчёлы…

Так за три недели я успел поработать подсобником каменщика — помогал мастеру восстанавливать завалившуюся стену общественной бани. Благо, завалилась она, когда внутри никого не было, ночью. Из-за сильного ветра на здание упало сухое дерево. Потом, через день, я превращал это самое завалившееся дерево в дрова, которые Серёга потом вывез под специальный навес, откуда их могли брать все желающие. Получил любопытный опыт, когда мне пришлось помогать местному лекарю. Тот, очевидно, переоценив мои познания в ботанике, отправил меня в поле, собирать лекарственные травы, вооружив несколькими мешочками и фотокарточками искомых растений. Как ни странно, это, довольно скучное занятие, меня увлекло, в полях я бродил часов семь, не меньше. Вернувшись обратно, и победно вручив эскулапу плоды своих степных изысканий, я испытал чувство настоящей гордости. Правда, лишь до того момента, пока медик не заглянул в мешки и, разочарованно покачивая головой, не высыпал их содержимое на газету и принялся отделять «зёрна от плевел». То есть — лекарственные травы от бесполезного, а порой и ядовитого сорняка, коего оказалось гораздо больше половины.

А ещё я убирал в свинарнике, мыл окна в местном ДК, помогал по дому одинокой старушке — оказывается, и такой вид работ здесь имеется. Выслушал, наверное, все возможные сплетни, пока служил помощником школьной кухарки. В общем и целом — последние три недели были более чем насыщенными разного рода впечатлениями. И, что самое удивительное, несмотря на то, что мне приходилось делать, по сути, чёрную работу, я никогда ещё не был таким счастливым и не чувствовал себя настолько свободным. Ведь я работал не на кого-то, не для обогащения власть- и капиталоимущих. Я делал всё это для себя и таких же, как я сам.

Глава 24. У Табакерки

Снова игривое утро щекочет мои ресницы тёплым лучиком, призывая скорее встречать новый день. Любопытно — как бы я ни спал, на каком бы боку не устраивался, пронырливый луч всё равно находил лазейку к моим, сокрытым веками, глазам. Даже когда я отворачивался от окна, он каким-то невообразимым способом находил отражающую поверхность. Например, в лежащих на тумбочке часах, в стекле, скрывающем вывешенную отцом фотографию от различного рода механических воздействий, блестящей дуге у изголовья моей же кровати. В общем, хитрый он, этот лучик. Сегодня он тоже нашёл свой путь и тормошил сознание, призывая не лентяйничать, а вставать и жить, просто жить, не во сне, а наяву. Ведь наяву гораздо больше интересного, чем может показаться на первый взгляд. Тем более, что сегодня выходной, а значит можно не отвлекаться на общее благо и заняться своим индивидуальным. А заняться есть чем. Ведь, наше новое жилище мы только-только начали приводить в порядок. Однако, работы ещё вагон и малая тележка. А ещё, сегодня ровно месяц с того момента, как мы приехали на Старое поселение.

К слову, разобраться в том, как же правильно называть наш населённый пункт — я так и не смог до конца. Старожилы говорили о том, что это станица, которая так и называлась — Старая. Но долгое время не местные называли её поселением, хотя, как заверяли старожилы, при этом яростно потрясая кулаками, что никого сюда никогда не селили и не переселяли. В итоге получился некий симбиоз из исторического и, так сказать, пришлого названия. Впрочем, не многих смущал тот факт, что в округе станичников называли поселенцами. Большинству на это было просто плевать. Хотя, конечно, история требовала справедливости. А потому, сам я начал называть Старое поселение — станицей. Это никого не смущало и не раздражало. Ни поборников исторической точности, ни меня самого.

— А в станице уже утро, — как бы напоминая сам себе, что Старое поселение, всё-таки, станица, сонно-сладко бурчу под нос, потягиваюсь и, наконец, открываю глаза.

Теперь мои действия спросонья никто не комментирует, так как у каждого своя спальня. Вообще, наш домик, сейчас мне кажется, хоть и компактным, но весьма удобным для трёх холостяков, которым, ни к чему ненужные излишества, вроде всяких декоративных штуковин и прочей белиберды, которой женщины любят обставлять окружающее их пространство. Живи с нами хоть одна дама, думаю, нытьё насчёт нехватки места не прекращалось бы никогда. А так — всех всё устраивает.

Планировка нашего жилища незамысловатая и удобная. При входе встречает крошечный предбанничек, отделённый аркой от гостиной, которая чуть побольше его самого. Из гостиной можно попасть в три места. Прям, как в сказке — «Налево пойдёшь…» и так далее. Прямо — зал, из которого мы поздним вечером разбредались по своим маленьким норкам-спаленкам, коих как раз три. Если свернуть направо, то можно попасть в кухню. Налево — санузёл, что, с учётом деревенского быта, коий в России почти не менялся уже лет сто, не могло не радовать. Ведь, у многих до сих пор туалет был уличным, что, в особенности по холодам, являлось прискорбным обстоятельством.