Но, теперь удача не на моей стороне. Удар приходится в воздух, а противник ловко пригибается и в мою грудную клетку впечатывается здоровенный кулак. В глазах на секунду темнеет. Свет появляется лишь для того, чтобы вновь уступить место тьме после оглушительного удара в висок.
Сквозь звон в ушах пробиваются два громких хлопка. Через секунду ещё два. Пытаюсь встать. Это получается быстрее, чем вернуть себе ясность зрения. Способность навести резкость, понемногу, возвращается моим глазам, и я вижу распластавшегося на полу «первого». На его спине расползаются два мокрых пятна. Верчу головой. Вижу сидящую в углу Кристину. Вопросительно киваю, мол — всё хорошо? Та испуганно трясёт головою. Смотрю влево. Волосатый там же, где я впечатал его в стену, только, в какой-то, неестественной позе. Майка мокрая. Почему? Наконец гляжу прямо перед собой — туда, где только что сидел Лёша. Кресло повалено. Фартук так же на нём, только скособочен. Из под него свисает рука, отягощенная пистолетом, источающим тоненькую струйку дыма. Распластавшиеся тела, мокрые чёрные майки, пистолет… Нет — я был неправ. Точка невозврата была ни одна и не тогда, когда я подумал. Насколько мне помнится, выстрелов было четыре. Многоточие, получается…
Глава 27. Перед бурей
В подвальчике парикмахерской тесно и душно от такого количества народу. Здесь, на свежем воздухе, гораздо лучше. А они там толпятся, глазеют, заходят, выходят и смотрят на нас… Чего, спрашивается, смотрят? Может у меня, Кристины или Лёши третий глаз вырос? Или, может, рог? Или, может, нужно было просто извиниться, развернуться и уйти, оставив свою женщину этим отморозкам? Тогда бы не смотрели, не было бы так интересно? Наверное, не так… Вот и здоровяк Леший, с просто крохотным на его фоне Иванычем, поднимаются. Тоже смотрят…
— Так, ты их, говоришь? — уже не в первый раз спрашивает Леший, и я чувствую, как Кристина ещё крепче прижимается к моей груди, а её коготки чуть впиваются в поясницу.
— Я, — отвечаю односложно и максимально кратко.
— Из «Ярыгина» своего?
— Из него.
— А где ствол?
— Да… — почесал я затылок свободной от успокоительного поглаживания Кристининой спины рукой. — Перетрухал, решил выбросить…
— В реку?
— В реку.
— Туда сбегал, — уточняет Иваныч, — и обратно вернулся?
— Ну, так…
— Чего ты херню несёшь? — вполголоса, чтобы не слышали лишние уши, бубнит Леший. — Какая река? Какой ствол? Ты своего «Ярыгина» вообще никогда с собой не носишь! Твой батя — да. Серёга иногда ствол таскает с собой. Но не ты! Я-то знаю.
— Ну, раньше не таскал, а сейчас взял! Чего вы ко мне пристали? — начинаю взаправду терять терпение.
— Да, потому, — сделал как можно более назидательный тон Иваныч, — что брехать не надо. Тем более, старшим. Тем более, не выжившим из ума!
— Это что? — вытянул Леший развёрнутую ладонь, на которой лежало две гильзы.
— Гильзы, — невозмутимо отвечаю, бросив беглый взгляд на металлические стаканчики.
— От «Ярыгина», да? — повышает голос Леший. — Девять-восемнадцать патрон! От «Ярыгина», правильно?
— Ой, ладно, — отмахиваюсь, пытаюсь отвернуться от коренных станичников, но Иваныч крепко, но, вместе с тем, не жёстко берёт меня за плечо, останавливает.
— Сынок, — говорит староста, почти ласковым тоном, — ты сколько тут живёшь — главного не понял. Мы живём по своим законам. Точнее, без них. Ты видел у нас кодекс или ещё что? — я грустно повертел головой. — Вот и не увидишь! Все наши неписанные правила — они близки к нормальной человеческой совести. К тому, что уже давно на сердце нормального человека. Если перед самим собой чист — другие, и их мнение, не так важны. Если ты уважаешь себя — значит, тебя зауважают и другие! А если тебя уважают, значит ты прав! И ты, сейчас делаешь то, что считаешь правильным. Но, не надо. Это глупо выглядит. Тем более, что тому кто грохнул этих уродов нечего стыдится. Правда, Лёша? — повернулся он к парню.
— У тебя же «ПМ»? — вопросительно буркнул Леший.
— ПМ, — признаётся парень.
— А чего вы тут комедию ломаете?
— Не знаю. Игорь сказал — так лучше будет.
— Так, как всё было-то, на самом деле? — чуть притопнул Иваныч.
— Да, так же, почти, как рассказывал раньше. Только конец другой… — начал я, поняв, что премьерный спектакль провалился. — К Кристе приставали, над пацаном издевались. Культурно не разошлись. Ну, я — одного, другой — меня, Лёша, соответственно — другого, ну и первого, вдогонку…
— Боевики, блин, — сплюнул под ноги Леший.
— А чего надо было делать? — взвился я. — Может…
— Да, не «может»! — перебивает меня Иваныч. — По чести всё, по совести… Я знаю этих отморозков. Они к нам уже не в первый раз приезжают патроны на харчи менять… Плохо только, что проблемы теперь будут…
— Может, их просто ранить надо было? — виновато спрашивает Лёша. — Хотя, я об этом и не думал, почему-то. Я, если честно, вообще ни о чём тогда не думал…
— Это бывает. Это нормально, — положил ему руку на плечо Леший. — Только, один хрен — что ранил, что убил. В случае этих типов, по крайней мере.
— Это почему? — искренне удивляюсь отсутствию разницы.