Снимая маску

СЛЕДУЮЩИМ В ОЧЕРЕДИ был обед с главой издательства Faber & Faber Мэттью Эвансом. Мне нужен был намек на то, что театральная постановка «Старого Опоссума» теоретически возможна. Хотя никто из нас тогда и не думал об этом, но легкий кивок Мэттью изменил наши жизни раз и навсегда.

Он предостерег меня, что и другие композиторы хотели положить кошачий цикл Элиота на музыку, и поэтому он не сможет дать мне эксклюзивные права. Но я не беспокоился по этому поводу. Зрители в первую очередь шли на «Вариации». Как сказал бы Дэвид Ланд, кошачьи стихи нужны были для разогрева. В декабре Майкл Уайт предложил приступить к постановке со мной в качестве композитора и креативного менеджера при участии Арлин, художника по костюмам Тима Гудчайлда, осветителя Дэвида Херси и двух актеров. Все согласились. Джули Ковингтон и Пол Джонс были главными кандидатурами на роли чтецов. Пока еще неназванная танцевальная феерия должна была дебютировать 19 апреля 1979 года в Оксфордском театре.

Я очень обрадовался, когда Гари присоединился к «Эвите». Он был нашим с Сарой близким другом, и теперь у меня был доступ к тому, что происходило за кулисами. Мне очень этого не хватало.

В кулуарах заварилась страшная каша. Как и во время репетиций, отовсюду сыпались сумасбродные обещания. Так что Элейн и Дэвид Эссекс уже начали думать, что Бродвей у них в кармане. Но после эйфории от лондонской премьеры мы с Тимом решили, что эти разговоры о Бродвее были чистой формальностью.

Первый намек на то, что мы правы, я ощутил во время ужина с глазу на глаз с Робертом. Следующим намеком, что Америка теплее встретит своих собственных звезд в главных ролях, был звонок от Хала в середине ноября. Тем временем, росли сплетни о романе Тима с Элейн Пейдж. Ситуация казалась странной, особенно для Сары. Тим и Джейн только-только поженились, у них была чудесная дочь Эва, и мы оба очень любили их семью. Впрочем, я ничего не имел против Элейн, и очень уважал ее профессионализм. К несчастью, эта интрижка сыграла на руку стигвудовским менеджерам, и они заявили, что американцы не примут «Эвиту» с британцами в главных ролях.

Дэвид Ланд пытался смягчить ситуацию, постоянно трезвонив мне с историями, начинавшимися: «Ты никогда не догадаешься, что учудила Элейн сегодня вечером». В сентябре Роберт представил нам свой план. «Эвита» должна была дебютировать в Лос-Анджелесе 9 мая следующего года, и идти два месяца в «Дороти-Чандлер-Павилион» под эгидой компании LA Civic Light Opera. Хорошая уловка, чтобы добавить респектабельности и обеспечить теплый прием в США. Бродвейская постановка была запланирована на следующий сентябрь.

Подозреваю, что не в последний раз в этой книге меня настигают провалы в памяти. Я совершенно не помню, от кого впервые услышал имя Пэтти Люпон. Помню только, что мне дали послушать запись, на которой она поет песню Стивена Шварца «Meadowlark» из его злосчастного мюзикла «The Baker’s Wife». Меня поразили три вещи. Во-первых, песня была гениальной. Впрочем, неудивительно, ведь Стивен был автором песен «Godspell» и «Pippin». В отличие от бродвейской постановки мюзикла, лондонская под руководством Стигвуда провалилась, но в этом не было вины Шварца. Некоторые валили все на режиссера Боба Фосса, который не появился на пресс-конференции, сказав своему пиар-менеджеру, и моему другу Энтони Пай-Джери, что он трахается в Савоей с Лайзой Минелли и не отвлечется ни при каких обстоятельствах.

Во-вторых, Пэтти Люпон определенно обладала достаточной дерзостью и твердостью. «Meadowlark» – это прославление женской силы и изобретательности. Ее исполнение показало, что «Эвита» подходила ей по характеру. В-третьих, она либо сильно замерзла во время записи, либо у нее были проблемы с аденоидами, что я посчитал временной проблемой. Я сообщил Дэвиду Ланду, что хотел бы позвать ее на прослушивание. Из-за старческого маразма я не помню, случилось ли это тогда, когда в начале декабря мы с Сарой полетели в Нью-Йорк на первые кастинги, или нет. Зато я помню встречу с Крейгом Заданом, который был чрезвычайно ею доволен.