Сны Эйлиса (СИ)

— Хочешь сказать, все, что снято или написано — это отражение событий в других мирах? — поразилась Софья, вспоминая все известные фантастические фильмы и книги, сказки и легенды. Если бы они и все оказались правдой, то населенных миров во Вселенной обретались тысячи, миллиарды.

— Не все, где-то наполовину. По-разному, — вновь улыбнулся Сумеречный, однако тут же опечалился, отчего на молодом бледном лице залегли морщинки от острых крыльев носа до губ и между бровей. Боль отразилась в надломившемся голосе: — Но Эйлис не просто рассказывал, он посылал сигнал S.O.S. И ты расшифровала его!

— Может, и я, — Софья привычно зарделась от смущения, она никогда не жаждала известности, уж тем более не рассчитывала принимать участие в судьбе целого мира, как пророчил ей Страж. — Но что же, Раджед тоже тянулся по следу этого сигнала?

Сомнения хлестнули жадными лианами зарослей неуверенности, в которой теряется не один нерадивый путешественник, сворачивает со своего пути, забывает верную цель и вовсе исчезает. Воодушевление, охватившее Софью после разговоров о первопричинах и свободе воли, поутихло. Реальные действия пугали, к тому же доносились недомолвками. Так ли уж звал целый мир? В конце концов, янтарный льор не догадывался об этом, а лишь польстился на милую девочку, на ее внешнюю оболочку. Отличайся Софья от его канонов красоты, так не открылся бы портал в чужой мир, не свела бы их судьба. На тот момент все случилось именно так, и Софья по-прежнему гневалась, вспоминая того человека, каким был Раджед. Впрочем, все менялись, постепенно под бременем рока и времени. Они оба сделались иными, словно сбросили старую кожу. Она это знала наверняка.

— Спросишь у него при случае, — пообещал Эльф. — Полагаю, он лишь косвенно уловил зов своего мира, но тобой заинтересовался не только по этой причине.

— Ну да, конечно! Нужна б ему я была, окажись бородатым программистом или сморщенной старухой, — усмехнулась Софья, и какая-то нехорошая часть ее личности заставила бросить непримиримо: — Да я его… Я его видеть не желаю! Больше никогда!

Зря все же она вспомнила о похищении Риты, а не о последующем вихре событий. Но не хотелось признаваться Стражу, что щеки полыхали маковым цветом вовсе не от ярости. Только через пару секунд Софья осознала, что, возможно, своей открытой неприязнью навсегда затворила врата между мирами, подвластные только Сумеречному Эльфу.

— Обдумай все, Софья, обдумай без меня, — грустно улыбаясь, словно иные мудрые старики, предупреждал Сумеречный. — Все не так сложно. Для этого знания не нужно заканчивать физфак или мехмат. Оно скрыто глубже, в самом сердце. — Внезапно он отошел к окну, сбивая занавески, прислоняясь к стене и глядя поверх головы Софьи, точно что-то гналось за ним, однако закончил плавно: — Весь мир — это единая мелодия, песня. Услышь ее! Услышь! Ох, надеюсь, это не последняя наша встреча…

— Постой, но что случится с тобой? — забеспокоилась Соня, пытаясь хоть как-то помочь человеку, который явно страдал. Однако догадывалась, что никакие лекарства не исцелят его незримых ран.

— Тьма. Она приближается, — простонал в отчаянии он, запрокидывая голову, но еще пытался объяснять на доступном языке: — Это как приступ душевнобольного — то самое наказание за покушение на свободу воли. Исход я никогда не могу предугадать. Слушай, Софья, просто слушай песню!

Слова повисли в воздухе, когда сам Страж исчез, растворился, пророс сквозь плотную структуру бетонной стены, а за ней и вовсе слился с прозрачным воздухом, точно туман. Софья только долго глядела в окно, где распростерся тусклыми огнями огромный город. Ее мир тоже содержал некую песню, однако голос Эйлиса с каждым днем доносился все отчетливее. Однако и на Земле хватало такой боли, которую жемчуг доносил до ее сознания, преумножая отголоски, заставляя слишком многое переосмыслять. Но Софья осознанно приняла эти испытания, впервые в жизни она совершенно отчетливо узрела цель своего пришествия в жизнь. Она еще не сформировалась, чтобы высказаться словами, однако уже вела услышавшую зов душу. Только какой ценой? Ведь так повелось: где великая цель — там великая жертва.

Ярче обычного нависло темное предчувствие, оно раскрыло огромные крылья, оскалилось жадным вараном, обвило кольцами питона. И сквозь этот мрак прощально блеснули невыразимо грустные медово-желтые глаза.

«Раджед… Почему ты?» — вздрогнула неопределенно Соня, съежившись на кровати испуганной маленькой девочкой.

Тогда она всю ночь не нашла покоя, лишь под утро мама спрашивала, почему красные глаза, почему на щеках заметны дорожки от слез. Она не рассказывала о предчувствиях, обо всем этом неизведанном и на сотую долю мире, лишь прятала голову на родном мамином плече, устало задремывая, почти забывая о тяжком предчувствии, которое с изнуряющим упорством втыкало незримый шип в противоречивое пылкое сердце.