Сны Эйлиса (СИ)

Эльф опустился на кресло возле портала, сжимаясь в комок, словно прячась. Он безропотно ждал любых проклятий, обещаний навеки изгнать из башни. Он принял бы теперь, что угодно. Раджед же изнуряющее долго молчал. Чародей боролся с собой, ища ответы, перебирая в руках талисман, однако предки молчали. Хотя, вероятно, их истинные голоса таились не в холодной глади камня, а в сердце.

— Значит, это я причина всех разрушений… — проговорил, растягивая слова, Раджед, однако подошел к Сумеречному, раскидывая руки, словно желая обнять весь мир. — Прости меня за все. Брат мой.

Что-то светлое затопляло обновленную душу льора. Он знал правду, что оказалась ужасна, но все же лучше неведения. И она открыла новое о странном друге, о несчастном страже. Обиды, недомолвки, невероятные предположения разом пали. Правда была рассказана именно тогда, когда требовалось. Чуть раньше Раджед обвинил бы Сумеречного, капризно потребовал изменить, исправить. Раньше он нес бремя слепца — свою гордыню.

Ныне же он отчетливо представлял, почему и во имя чего погибла его мать. Сложилась картина, отчего она так грустно глядела на сына — она и правда прощалась. И она, и Страж знали, на что шли. Жизнь за жизнь ради сохранения равновесия. Впрочем, им не простили… Каменная чума все равно обрушилась на мир. И за все это Сумеречный столько времени тяжко сокрушал себя. Раджед только поразился его стойкости, ничуть не желая обвинять. В душе воцарился странный покой, предельно грустная, но все же непостижимая гармония. И непроизвольно он видел вокруг себя линии мира, внезапно перейдя не в момент атаки или опасности на новый уровень восприятия. Всеединство… Великое знание — вот из чего состоял мир.

Раджед аккуратно отбросил капюшон с лица Эльфа. Тот изумленно поднял глаза, словно не ожидая столь скорого прощения от вспыльчивого льора.

— Брат… — неуверенно сорвалось с его губ, Эльф пораженно повторил: — Брат… Ты не виноват в своем рождении. Но теперь ты понимаешь, что за груз ответственности и терзаний нес я за годы нашей мучительной дружбы.

По щекам Эльфа скатилось по две густые кровавые слезы. Вечность не оставила ему даже человеческих слез.

— Теперь это и мой груз, — кивнул Раджед, спокойно и настойчиво продолжая: — Есть ли способ спасти Эйлис? Перед смертью мать говорила о Душе Мира. Что она имела в виду? Она говорила, что Эйлис потерял свою душу.

Сумеречный оживленно вскочил с места, фатально протянув:

— О! В этом уже нет моей вины, это бедствие породила вечная война льоров. Весь Эйлис распихали по сокровищницам. Но душу свою он потерял раньше, еще когда были полны недра и зеленели леса. И не в моих силах вернуть ее.

Вновь Раджед оказался сбит с толку. Значит, все же Нармо не владел всей информацией.

— Тогда где она? Как ее найти? Чем создать? Эльф!

Но Сумеречный безмолвствовал, будто губы его сомкнула сургучная печать. И лишь внезапно кинулся с башни, в полете обращаясь черным вороном, больше ничего не объясняя. Им обоим требовалось пережить и переосмыслить этот диалог, прокрутить его, вспоминая каждое слово. Однако неугасимая надежда, до того трепыхавшаяся слабой лампадкой, взвилась жарким пламенем, растопляя холодный янтарь в солнечную смолу.

— Но все же это в наших силах, — решительно сжимал кулаки Раджед. — Душа мира. Душа…

========== 19. Предчувствия разделенных ==========

Небо бугрилось облаками, дождь лил несколько дней к ряду, свивая начало весны две тысячи семнадцатого года. Семь лет… Целых семь лет минуло после путешествия в Эйлис. И за это время Софья успела осознать, что уже никогда не будет прежней пугливой самовлюбленной мечтательницей. Что-то перевернулось в ней после всех испытаний, она сделалась одновременно непоколебимее и добрее. Все менялись, оставляя свои прошлые образы, точно старую кожу змеи, расцвечивая душу новыми витками узоров и потаенных ото всех уголков. Эфемерность, неуловимость метаморфоз струилась мозаикой сизых капель на холодном оконном стекле.

Семь лет без Раджеда, без портала, без неразгаданной магии. Вернее, так казалось всем вокруг, они и не подозревали, как изменилась жизнь задумчивой скрытной девочки. Никто точно не догадывался, почему она поступила на исторический факультет и закончила его с отличием. Перед Софьей простиралась, казалось, еще очень долгая неизведанная дорога взрослой жизни. Но верного спутника для преодоления вместе всех грядущих преград и разделения радостей не находилось. Впрочем, она уже давным-давно знала его имя, но надежду на встречу разбило зеркало.

Всего-то зеркало, тонкое стекло! Не жизнь и смерть, как показалось в тот роковой день. Тогда образ глупой девочки окончательно исчез из нее, отпал высохшим бутоном. Безбрежная боль смела все злые воспоминания, все фальшивые образы, заставлявшие искусственно ненавидеть. Она любила. Этого нового, другого человека, отважного и доброго. Пусть все твердили, что люди не меняются. Да, сами они веками способны закостеневать в рамках своего одиночества и злобы, однако характер перековывают события и часто потрясения.