В твоем подъезде на Петровкежелезные ступени.Узор дореволюционныйдо синевы лоснится.Штиблеты щеголей в гамашахпо лестнице скрипели,и с плеч хихикали, оскалясь,шлюх драные лисицы.Здесь были чесанки, и краги,и фетровые боты,с инициалами галошии сапоги чекиста.Здесь по-блатному:«Гроши, фрайер!»И по-мамзельи: «Котик, что ты?»И уж совсем по-пролетарски:«Да отчепись ты!»На этой лестнице, быть может,блевал Распутини Савинков совал курсисткехолодный браунинг,а я к тебе приеду в полночь,и мой звонок разбудиттебя, — самой Москве, пожалуй,по тайнам равную.И ты не удивишься, будтона тайной явке,и все поймешь без объясненья,без приказанья,тепла, как жаворонок утромиз хлебной лавки,в изюмных родинках на шее,с изюмными глазами.Ты, как Москва, в Москве вся скрыта.Ты, значась в списке,как дом, скрываешься, которыйне доломали, —лишь проблеснет порой во взгляделедок максималистки,чей шанс на самовыраженьесегодня минимален.В твоем подъезде на Петровкежелезные ступени,где мы идем разновременно,но общим стадомсо всеми вами, дорогиеи мерзостные тени,где потихоньку мы и самитенями станем…1975
«Не мучай волосы свои…»
Не мучай волосы свои.Дай им вести себя как хочется!На грудь и плечи их свали —пусть им смеется и хохочется.Пусть, вырвавшись из шпилек, гребней,как черный водопад летяти все в какой-то дреме древней,дремучей дреме поглотят.Пусть в черной раме их колышущейся,а если вслушаться, то слышащейся,полны неверного и верногои тайны века и веков,горят два глаза цвета вербногос рыжинкою вокруг зрачков!В саду, ветвями тихо машущем,тобой, как садом, обнесен,я буду слушать малым мальчикомсквозь чуткий сон, бессонный сонв каком-то возвращенном возрастесчастливо дремлющих щенят,как надо мною твои волосы,освобожденные, шумят…1960
«Ты спрашивала шепотом…»
Ты спрашивала шепотом:«А что потом?А что потом?»Постель была расстелена,и ты была растеряна…Но вот идешь по городу,несешь красиво голову,надменность рыжей челочкии каблучки-иголочки.В твоих глазах —насмешливость,и в них приказ —не смешиватьтебяс той самой,бывшею,любимойи любившею.Но это —дело зряшное.Ты для меня —вчерашняя,с беспомощно забывшейсятой челочкою сбившейся.И как себя поставишь ты,и как считать заставишь ты,что там другая женщинасо мной лежала шепчущеи спрашивала шепотом:«А что потом?А что потом?»1957