Собачьи кости под дубом (СИ)

- Неужели, Вы не испытывали ни капли жалости к тем девушкам? Сострадание? - Ответом мне служит искренний смех. Маяковски вряд ли знает о тех чувствах, о которых я повела речь.

- Жалость, сострадание... - Ричард с улыбкой качает головой, он держит меня за дуру, не иначе. - Ты же, как я понял, сама общалась с Марго? - Киваю. - Ну так тебе было её жалко?

- Это другое! - Не выдерживаю и повышаю голос на Маяковски. - Я не собиралась её убивать и вообще...

- Тебе было её жалко?

Я колеблюсь. Может лучше солгать?

- Нет.

- Вот видишь, а какого мнения ты была о ней? Поделись со мной... - Мимика Маяковски очень выразительна, но он не дергался, не гримасничал, просто каждое сказанное им слово отражалось движением определенных мышц на его лице. У меня от этого был мороз по коже. Я ожидала увидеть хладнокровного убийцу, который будет вести себя соответствующе сдержанно и холодно. Но Ричард был живой, он реагировал на мои слова, говорил со мной, задавал вопросы. Не был он похож и на обычного психопата - никакой излишней эмоциональности. Он был вполне адекватен, в некой своей собственной особой манере, но адекватен.

- А что о ней думали Вы? - Увиливаю от вопроса, все же не стоит вот так все рассказывать ему.

- Я презирал её, - Снова эта брезгливость, он действительно испытывал настоящую неприязнь к Бёрг.

- Марго мне не об этом рассказывала...

- О чем же?

- Она говорила, что вы были хорошими друзьями, - Склоняю голову на бок и, вглядываясь в лицо мужчины, пытаюсь понять, что он чувствует. Ничего, скорее всего.

- Ох, нет милая, Марго... не из того круга людей с которыми мне было бы приятно общаться. - Маяковски понижает голос, практически переходит на шепот, и мне приходится приблизиться к нему, чтобы все расслышать. - Она лишь избалованная сука, которая считает себя разносторонней. Не больше. Я с такими не дружу.

- У вас не было друзей?

- Но-но! - мужчина качает головой, пригрозив мне пальцем, подобный жест заставляет меня медленно отпрянуть. - Ты - мой адвокат, милая, а не психолог, не забывай.

Нервно постукиваю пальцами по столу, когда мужчина протягивает ко мне руку. Мне не сразу удается сообразить, что он хочет сделать. Вздрагиваю, когда его ладонь практически накрывает мою. Прикосновение было невесомым, незаметным, его вообще практически не было, но я, испугавшись, резко отдернула руку, словно обожглась, и спрятала её под стол, от напряжения впившись ногтями в собственные колени.

- У тебя есть вопрос. Что-то вертится у тебя на языке, но ты никак не решишься спросить, - с шумом выдыхаю и отвожу взгляд. - Спрашивай, не стесняйся.

Долю секунды я не решаюсь, а затем, набравшись смелости, в открытую спрашиваю:

- Почему Вы убивали?

- Убивал? - Ричард удивленно смотрит на меня, словно я сказала ужасную нелепицу. - Я их не убивал, - Мужчина качает головой и облизывает губы. - Ты не понимаешь, как и все остальные, ты ничего не понимаешь...

- Что же Вы с ними делали?

- Искусство.

Не понимаю, действительно не понимаю, о чем он говорит. Каким образом? Искусство?

- Как это?

Маяковски тяжело вздыхает и устало закрывает лицо руками, слышу его тихий стон. Его это нервирует, - то, что я задаю все эти вопросы.

- Я могу тебе доверять? - Странный вопрос, но Ричард задает его искренне. - Ты же не из-за Марго пришла?

- Марго здесь не причем, - На несколько секунд замолкаю, и в воздухе повисает тишина.

- Значит, я могу тебе кое-что рассказать?

- Я никому не скажу. Никто не узнает... никто.

Высокое искусство.

1.Убивать (глагол, [bvat]) - умышленно причинять смерть другому человеку или другому живому существу.

2.Насилие (существительное, [n'sil]) - принудительное воздействие на кого-либо, нарушение личной неприкосновенности; применение физической силы.

3.Искусство (существительное, ['skustv]) - процесс и результат выражения чувств, отображение действительности в образах.

Ричард был художником, а в двадцать пять лет перестал. Только вот, он не просто писал картины. Ему нравилось снимать то, как он пишет на кинокамеру. Он любил пересматривать как на холсте рождается новая история. Видеокамера способна запомнить все те часы, которые он провел у холста, дословно пересказать их снова. Ричарду нравилось это. Он любил возиться с пленкой, это успокаивало его. А затем он снова и снова наблюдал, как создает эти странные картины, в которых преобладает красный.

"Чем таким ты вдохновляешься?!"

"Это ужасно!"

"Это ненормально!"

Ричард был слишком юн, когда услышал это. (Прошло два месяца с того дня, когда ему исполнилось семнадцать.) Маяковски тогда решил, что не стоит кому-то показывать свои картины, что не стоит писать их вообще. Если не нашлось хотя бы одного человека, который оценил бы их, то, как бы для самого Ричарда они ни были бы прекрасны, быть может, они действительно отвратительны? Юноша так, конечно же, не считал.