Ричарду нужно было увидеть в Марго что-то прекрасное, она должна его вдохновить. Но Марго, немного неказистая, непривлекательная, все делала только хуже. Да... руки могли бы быть немного тоньше, плечи и талия уже, но если украсить её георгинами, то выйдет интересно, можно даже скрыть все лицо, с этими её маленькими глазками, которые всегда смотрят на Маяковски с наглой дерзостью, и неестественно пухлыми губами, которые нравились многим, но Ричарду они казались уродливыми. И одно дело её внешность, Марго не выбирала какой ей родиться, но её поведение усугубляло ситуацию. Девушка то и дело кусала губы, невинно хлопала ресницами и, как бы случайно, роняла, прикрывавшую её нагую грудь, атласную простынь. Маяковски это злило, для Марго это было не больше чем глупым развлечением, она раздражала его, с каждой секундой все больше и больше. Раздражала движениям, постоянной возней, она не сидела спокойно, её поведение раздражало Ричарда. Его раздражали её жалкие попытки привлечь к себе его внимание, раздражало то, как она смотрит на него, как двигается, как дышит.
Напряжение растет с каждой секундой, достигает точки кипения, - когда терпеть больше нет сил. Хочется отбросить кисти, кинуть в дальний угол просторной и светлой комнаты, но вместо этого мужчина аккуратно кладет их.
- Мне нужен перерыв...
Марго кивает, словно хоть что-то понимает и её хоть что-то волнует. Она принимается расхаживать по комнате, туда-сюда, разглядывая все вокруг, маячит пред глазами. Выгнать бы её вон...
- Ты же ведь рисовал до этого? Покажешь мне свои картины? - Марго говорит с неприличным энтузиазмом, улыбается.
- Во-первых, я не рисую, а пишу, во-вторых не думаю, что они тебе понравятся, - Мужчина устало смотрит на девушку, ему не хочется ей ничего показывать.
Но Бёрг настаивает, да с таким упорством, что становится тошно. Что она хочет увидеть? Неужели ожидает пейзажи или что-то подобное? Господство гармонии и красоты? Если да, то может смело об этом забыть, её желания и надежды не оправдаются. Вряд ли ей понравится то, что даже сам Ричард прячет на чердаке.
- Ты уверена?
Вопрос адресован Марго, но сомневается почему-то сам Маяковски. Рука крепко сжимает пыльную ткань, под которой скрыто несколько законченных работ. Рывком Ричард срывает её, поднимая в воздух тучи пыли. Маленькие пылинки оседают на ресницах Бёрг, на её волосах, её плечах, каждую из них можно разглядеть в солнечном свете, что широкой плоской тянется из окна. Все они, эти крохотные частички, пару секунд назад охраняли работы Ричарда от посторонних глаз, служили ему верой и правдой. Один за другим взгляду Марго открываются холсты, солнечные лучи игриво скользят по тёмным изображениям, словно чьи-то любопытные пальчики щупают их. Пятая, шестая, седьмая... семь - всего семь картин. Марго подходит к каждой, почти вплотную, чтобы рассмотреть их все лучше.
Кроме медленного дыхания Бёрг, ничто не нарушает тишину. Секунды тянутся бесконечно долго. Ещё немного и Маяковски начинает слышать звон в своих ушах. Марго молчит, словно на зло, даже слова вымолвить не может. Она в упор приближается к одной из картин, почти касается её своим носом. С губ Бёрг срывается стон, когда она опускается на колени. Она устремляет долгий взгляд на Маяковски, за тем снова на холсты.
Она в ужасе, это видно по её глазам - Марго напугана как никогда. В одно мгновение она, резко снова поднявшись на ноги, срывается с места. Ступая босыми ногами по холодному светлому паркету, она врывается в комнату и замирает напротив своего портрета.
- Ты... Ты ненормальный... - Голос Бёрг дрожит от страха, ей плохо.
- Это отвратительно... то, что ты делаешь... - Она протягивает подрагивающую руку к собственному изображению, касается пальцами распустившихся в уголках губ цветов.
- Просто ужасно!
Ричард стоит в дверном проеме и слушает все, что говорит Марго. Это неважно, её слова не важны, но почему-то они задевают.
Ты пришла в мой дом, так будь добра, держи свое мнение при себе!
- Уходи, я больше не хочу тебя здесь видеть.
Голос Маяковски спокоен, несмотря на то, что внутри у него зарождается буря. Словно соленое море, бьется о белые скалы, душа Ричарда бьется о грудную клетку. Всю свою жизнь мир для него рисовался не только изумрудными кронами высоких дубов, шатром голубого неба и, отражающими яркий свет закатного солнца, окнами светлых домов на тихой улочке маленького городка.
Ричард видел многое, с детства прямо у него на глазах умирали люди, дети - его ровесники. Тонули, падали с крыш собственных домов, ломая себе шеи и позвонки, попадали под машины, поезда, трамваи. Маяковски все видел. Ричард был свидетелем.
Он видел небо затянутое свинцовыми тяжелыми тучами, которые, казалось бы, вот-вот упадут прямо ему на голову, видел, как столпы пыли поднимаются вверх, как ветер несет их ему в лицо, бросает прямо в глаза, как прохожие поднимают головы к небу, вздрагивают и вскрикивают, слыша раскаты грома.