Собирали злато, да черепками богаты

– А как же иначе? Все эти поклонники святого искусства, которое они объявили новым богом, это флюс, настоящий флюс на физиономии общества-с! Послушайте, Пётр Андреевич, Шекспир был прав: «так сладок мёд, что, наконец, и горек, избыток вкуса убивает вкус». У нас вкус убивается! Они уже не знают, чем себя взбулгачить, как ещё извратиться и развратиться. Кокаинисты, сектанты, хлысты… Столы вертят повсеместно! Я слышал, даже в царском семействе столы-то крутят. Кстати, что вы скажете о Царе? Прежде, подумайте, что был Царь? Бог на земле-с! Фигура недосягаемая-с! Но которую можно было увидеть как Николая Павлыча, гуляющим по улице! А что теперь? Увидеть-то Царя сложнёхонько, потому что Царь народа боится, а народ ему не верит, а зато сплетней, сплетней! И, вот, Царь становится простым смертным, не божеством, а обычным интеллигентом, даже мещанином, только в короне!

– Не вы ли этому способствуете?

– Мы-с, Пётр Андреевич, мы-с. Мы уничтожаем-с старые мифы и создаём новые – на день, пока не станут скучны-с! А потом можно придумать что-то новое-с! И так до тех пор, пока нарыв не прорвётся, и гной не затопит нас всех, виноватых и правых – не разбирая.

– Скажите, Любовицкий, если вы считаете, что это приведёт к такому исходу, зачем же вы это делаете?

– Исход зависит не от меня-с. Изменить его не в моей власти! Поэтому остаётся только одно: пока не настал он, получить всё, что ещё можно получить от нашей гнусной жизни – а после нас хоть потоп!

– И вам не жаль тех, кого потопит?

– Мне никого не жаль. Мне только, как учёному, любопытно-с наблюдать процесс разложения, фиксировать его этапы. Это ещё не последний этап. Они будут разлагаться ещё лет двадцать, упиваясь своим собственным разложением и воспринимая, вообразите-с, это разложение, как новую истину, за которой они все гоняются. Теперь ведь пророки-с кругом, всякий своё слово несёт, причём несёт глупость чудовищную-с! Слыхали-с вы проповедника с Сивцева Вражка? Нет-с? Послушайте-с! Замечательный субъект! К нему публика собирается: аристократия, интеллигенция, мещане, рабочие – каждой твари по паре. Между прочим, генеральшу Дагомыжскую там видел как-то…

– Вот как? И кто же таков этот ваш проповедник?

– Пётр Андреевич, я просто так информацией не делюсь. Прокомментируете мне дело по его окончании – расскажу вам про проповедника-с. Только мне-с! Чтобы больше ни у кого-с такого материала не было-с!

– Идите к чёрту, Любовицкий!

– Да неужто вам жалко-с? Теперь ведь скрыть ничего нельзя – всё на публику-с несут. А вам по окончании дела жаль пару слов сказать?

– Хорошо, я дам вам комментарий. Что там за проповедник?

– Ничтожнейший тип. Чахоточный. Прозывается Симоном Волховым. Но это не настоящее его имя. А зовут его Лазарь Давидович Канторович. Папаша его был спекулянтом в Малороссии… Вы сходите, послушайте его. И присмотритесь к публике, которая его навещает-с. Примечательные субъекты-с! Революционеры, психопаты всех мастей… Присмотритесь.

– Что ж, благодарю за сведения.

– Не забудьте про обещанный комментарий.

Вигель поморщился, как от зубной боли. Он вдруг понял, что такие люди, как Любовицкий, не только раздражают его, но даже – пугают. Пугают своей не насыщаемой жаждой разрушения мира, в котором они играют не ту роль, которую бы хотели. Не они ли старательно и безумно создают год за годом питательную среду для взращивания преступников, террористов, самоубийц, различного рода сумасшедших, в той или иной мере опасных для общества? И какой цинизм! Ему нравится наблюдать извращения людей, которых он презирает! Это его развлечение. Пожалуй, случись вдруг революция, он бы тоже смотрел на неё с любопытством сквозь стёкла своих очков, фиксируя её пороки, упиваясь, пока бы она не поглотила его. Что за жажда отравленных источников у этих людей? Непонятно и отвратительно. После общения с ними отчего-то возникает сильнейшее желание вымыться в бане…

С такими мыслями Вигель возвратился домой. У Аси были с визитом Володя и Надя Олицкие, и из гостиной доносились звуки рояля и красивый голос Володи, выводивший свои недавно написанные романсы. Вторгаться в это весёлое общество с мрачным грузом на душе Пётр Андреевич не стал, решив вначале переодеться и доложить о ходе следствия Николаю Степановичу.

Войдя в кабинет Немировского, Вигель сразу ощутил терпкий запах ландышевых капель. Старый следователь, облачённый в тёмно-коричневый шлафрок, стоял у окна, заложив за спину сцепленные руки.

– Что с вами, Николай Степанович? – спросил Вигель. – Опять сердце?

– Да, шалит немного. Ерунда, – Немировский махнул рукой и обернулся. – А ты что мрачен, как филин поутру?

– Да есть от чего… Корнет отправлен под арест, а, значит, нужно будет разговаривать с его… родственниками…