Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы

В конце пьесы, находясь на смертном одре, Сирано произносит последние слова, и они подчеркивают сходство между декоративным оперением птиц, белым пером в шляпе героя и стилем его языка:

Вы лавры отняли мои и розы тоже,Но знайте: я сберег то, что всего дороже —

Что нынче же, вступив на голубой порог,Я, как плюмаж, к земле склоню у Божьих ног,Что спас от ваших лап, призвав на помощь твердость…

<…>…Гордость[85],[86]

.

Репутация Сирано как мудрого и храброго человека останется и после его смерти – как и его гены, отвечающие за эти качества, если, конечно, Роксана не отказалась их принять. Его предсмертная речь – весьма трогательная эволюционная метафора, с белым плюмажем полового отбора, парящим высоко над полем боя отбора естественного. Это не значит, что Ростан в 1897 году читал труды Дарвина 1871-го. Скорее, оба автора понимали, что в жизни есть кое-что кроме носов и мечей, а в женском выборе – кое-что кроме физического влечения к молчаливым военным.

Поэтические гандикапы

Плюмаж остроумия Сирано выступал на передний план в его поэзии. Литературоведы иногда восхваляют поэзию как сферу лингвистической свободы, где слова парят изумительными стаями над серой урбанистичностью прагматического общения. С точки зрения полового отбора возможна и иная интерпретация. На мой взгляд, поэзия – это система гандикапов.

Размер, ритм и рифма делают общение красивее, но не проще. Они налагают на говорящего дополнительные ограничения. Ему приходится не просто искать подходящие слова для выражения мысли, а, перефразируя Кольриджа, искать подходящие слова с нужным звучанием в правильном порядке и с четким ритмом. Эти требования делают поэзию более яркой демонстрацией языковых способностей и креативности, чем проза. К примеру, литературовед Джон Констебл отмечал, что размерность стиха – это в каком-то смысле гандикап Захави. Чтобы попасть в размер, строки должны иметь определенное количество слогов. В различных стилях поэзии, в разных языках и культурах это количество сходно и обычно колеблется между 6 и 12. Констебл показал, что даже такие успешные писатели, как Джордж Элиот, с трудом слагали идеально попадавшие в размер стихи. По его данным, в стихах писатели в среднем используют более короткие слова, чем в прозе, поскольку из таких слов проще составить строчки определенного ритма и длины. Рамки стихотворного размера делают словесное самовыражение более затратным, за счет чего оно и становится языковым гандикапом. Только обладатели очень высоких вербальных способностей могут писать выверенные по размеру стихи.

Часто поэзия требует регулярности чередования ударных и безударных слогов. Для этого нужно отбирать слова не только по их значению, но и по постановке ударения. Размер и ритм часто соблюдаются вместе, становясь двойным гандикапом. В пятистопном ямбе, например, в каждой строке должно быть ровно 10 слогов с чередованием ударения через один. Кроме того, во многих языках стихи должны иметь рифму. Слова необходимо подбирать так, чтобы несколько фонем (звуков) в конце некоторых строк совпадало. В среде рэперов ценится умение придумывать оригинальные рифмы, особенно с редкими многосложными словами. Некоторые поэтические формы, такие как хайку, лимерики[87] и сонеты, имеют ограничение и на общее количество строк (три, пять и четырнадцать соответственно). Наиболее “благородные” стихотворные формы вроде сонета особенно трудны, поскольку в их сложении нужно применять все четыре правила, что создает четверной гандикап, под грузом которого и приходится работать поэту. Некоторые гандикапы стихосложения, такие как размер, ритм и рифма, встречаются в большинстве культур, а это дает право предположить, что человеческий разум выработал ряд языковых адаптаций для обращения с этими гандикапами. Но специфические поэтические формы, конечно, могут быть только продуктом культуры, в которой они возникли.

Хорошая проза повышает статус ее автора. Хорошая поэзия – еще более качественный индикатор языкового интеллекта. Вот почему Сирано был такой впечатляющей фигурой: мы достаточно умны, чтобы понимать его остроты, но при этом осознаем, что сами едва ли смогли бы сочинить что-то подобное. Если бы я написал эту книгу сонетами по шекспировскому стандарту, вы вряд ли продвинулись бы в понимании ментальной эволюции человека, но, вероятно, были бы более высокого мнения о моих вербальных способностях.