Низкое солнце сквозь щель при полуоткинутом пологе косо било в медный таз, который звучал почти слышно.
Далее на медном дне очень ясно – небольшие ступни, не изуродованные римской обувью. Учитель и теперь пришел издалека, Он привык ходить босой, подошвы загрубели, потрескались, но мозолей не было. Суставы пальцев слегка покраснели. С видимым удовольствием Учитель пошевеливал ими в теплой воде. Длинные волосы девушки почти касались лодыжек.
Вдруг, уступая внезапному порыву, Мария отстранила холстинное жесткое полотенце, которое протягивала сестра Марфа. Она взяла и оттерла сухощавую ногу гостя своими тяжелыми, темными без блеска волосами быстро и насухо – сначала правую, потом левую.
Учитель благодарно опустил на ее голову свое благословение – руки. Мария порывисто схватила и поцеловала широкие кисти. Он не отнимал своих ладоней от ее губ. «Руки у Него тоже маленькие, не жесткие мозолистые крестьянина или раба – и не мягкие ладони ребэ. Сухие, крепкие, горячие – и пахнут полынью. Небольшие затвердения между указательным и большим пальцами, видимо, от молотка и рубанка».
Между ног, отметила Мария, туго наложенная и аккуратно завязанная темная повязка. У него все было, как у мужчины. Но почему-то не вызывало тайного любопытства. Стыдно было – смотреть ему в лицо: такое обнаженное, такой голый откровенный взгляд! У людей такого не бывает.
Марфа между тем несколько раз подходила к ним, будто за делом, молча стояла, не глядя на него, и отходила.