Стояла в стороне – в глубине жилища и Нина Михайловна, старушка сухая, как дерево, химик и неверующая, так что вряд ли она понимала, что слушает Его. Несмотря на то что недавно умерла и была кремирована в плоском сером крематории на Николо-Архангельском кладбище. Нового тела, видимо, так и не дали, но хотя бы спасибо сказала, старое в каптерке оставили. Или подобрали подходящее. Потому что нам живым выдали – заглянул в урну – кучку крупнозернистого пепла. Но Нина Михайловна по-прежнему ничего не понимала, как жила, так и умерла – неверующая.
Далее – сдержанно переговариваясь, целая семья: отец и мать и два брата, слитно и смутно темнея. Это была моя семья, брюнет из них один, Изя – старший. И у мамы, помню, черные брови, как нарисованные. Но с каждым годом моя семья становилась все черней и обобщенней. Ее можно было принять за семью Марии и Марфы, многие так и делали. Но при этом возникал вопрос: если один брат – Лазарь, то кто же второй? Или просто в Библии о нем не упоминается.
А сейчас Марфа была уже тут и, стараясь не побеспокоить Учителя, легко подхватила таз с водой и вынесла из барака во двор на солнце, которое было уже на излете, но все еще медлило над серыми холмами поселка. Хотела было выплеснуть в помойную яму. Но так вдруг захотелось пить! Мочи нет!
Марфа оглянулась, как виноватая, и выпила из таза всю воду. Все выше и выше запрокидывая голову. Всю до капли.
Поначалу вода была теплая, горькая и пахла полынью. Песок скрипел на зубах. Марфа сделала второй глоток. Вода определенно была сладка. Как козье молоко после вечерней дойки. Вода третьего глотка пьянила и туманила. Как вино, что пила однажды на свадьбе дяди. Оставалось в тазу совсем немного. Вода была холодна. Как из глубокого каменного колодца. И ломила зубы.
Неподалеку – во времени тоже – стоял голубой киоск. Несколько человек, не обращая внимания на Марфу и переговариваясь как переругиваясь, пили из больших кружек желтое пиво. Оно ясно отсвечивало и было больше похоже на лимонад или мочу.
Ниже погонщик поил лошадей из колоды. Теснились в лощине в сумерках коричнево-черным горячим пятном.
Далее над обрывом сидела за столом семья моего духовного Учителя, Евгения Леонидовича, на столе стояли чашки, заварочный чайник, хлеб, сахарница, бутылка водки РУССКАЯ. «Значит, приехал гость», – подумал я. Гости обычно и привозили спиртное. Хозяин читал стихи из рукописной книжки: синий картон разрисован золотыми узорами. В семье кого-то явно недоставало и кто-то виднелся лишний на венском стуле. Недоставало Валентины. «И верно, она еще жива», – подумал я. А лишний – боком ко мне – сидел я.