Собрание сочинений. Том 1. Революция

— Вы не судите по этой избе, — сказал нам крестьянин, — здесь обои три года не переклеены. Стихийное бедствие: две лошади пали в прошлом году и в семье мало взрослых работников.

Вязальная машина здесь не вытеснила сельского хозяйства, но вытеснила трехполье.

Получилась как будто крестьянская идиллия по Глебу Успенскому: Глеб Успенский первый в России поднял разговор об электрификации. Но ему казалось, что электричество в деревне спасет ее от поглощения городом. Электрическую энергию можно подать в каждый дом: в каждом крестьянском хозяйстве будет двигатель, и тогда деревня сможет противопоставить работу от домашнего ткацкого станка и прялки фабричному производству.

Таким образом, Глеб Успенский мечтал не столько об электрификации деревни, сколько о консервировании ее при помощи электричества.

В Тверской губернии кустарные села сейчас быстро электрифицируются. В районе Лихославля тремя станциями электрифицированы 17 деревень. Деревня Кузино электрифицировалась два года тому назад самовольно и не спросив разрешения города. В этой деревне устраиваются осенью большие сельскохозяйственные выставки, есть специальное выставочное помещение и мачта для поднятия флага во время выставки. На площади стоит здание с электрической молотилкой и клеверотеркой. Уже давно в этой деревне введено многополье, но только сейчас крестьяне ввели в севооборот корнеплоды. Пробовали и раньше, но не выходило, а сейчас вспомнили о прежних неудачных опытах, и время что ли сейчас удачливое, но турнепс получился. Эта деревня забором отделена от соседней деревни, трехпольной. Таких отсталых деревень в этой местности уже немного. Большинство культурных деревень землеустроены на отрубах, но есть общинные села, уже азартно проводящие одиннадцатиполье. Деревня трикотажного района не столько деревня счастливая тем, что в ее хозяйстве есть деньги, сколько деревня, начинающая становиться городом. Дело идет не по Успенскому.

«Это картофельное поле — уже город». Это не только в Лихославле и не только для шутки.

Работу женщин, занятых у вязальной машины, начинают беречь. Машина создает уважение к труду. Район здесь льноводческий, а лен — трудоемкая культура: его теребят, стелют, треплют, чешут. Руками его можно обрабатывать, если рук не жалеть. Жилища он обращает в мастерскую полную пыли.

Уже два года Кустсельскосоюз хлопочет об организации завода по первичной обработке льна.

Сейчас постройка начата, и уже началась возка кирпича.

Строят завод на горе, у озера. Здесь когда-то была усадьба с фазанами.

Потом здесь хотели устроить музей. Но из фазанника без фазанов музея не вышло. Теперь здесь будут мочить лен, и вокруг льна создается целый комбинат.

Льнообделочный завод, маслобойный, электрическая станция, которая будет работать на костре (отброс, получающийся при обработке льна), и ремонтная мастерская. Кустарная маслобойная промышленность и домашняя обработка льна кончатся.

Примечание 1927 года. Завод построен. Пока строились льнообрабатывающие заводы, о них спорили.

Казалось, что такая индустриализация преждевременна при дешевых рабочих руках.

Сейчас уже выясняется удача заводов: в районах их постройки увеличивается культура льна, и появляются посевы нового типа: коллективные, чистым зерном произведенные.

Это не полоски льна, а льняные поля.

60 ДНЕЙ БЕЗ СЛУЖБЫ

Это не потому, что я уже писал об автомобиле, я буду снова писать об автомобиле. Меня ободрил Осинский своей статьей в «Правде»[401]

. Он прав — на таких больших дорогах нельзя жить без автомобиля. И старые и не совсем доломанные машины сейчас настолько крепко въехали в самый быт раскинутой страны, что если бы вырезать их или если они сами доломаются, то мы можем отсидеть деревню. У нас будет застой крови, и мы не сможем шевелить пальцами.

В Киеве все еще стоит старый вокзал, и у старого вокзала стоят десятки извозчиков днями, потому что Киев из тех городов, который должен был бы переехать на другое место, но не может.

Города, как ногти и волосы, живы тогда, когда растут. Город иногда растет даже на мертвой стороне, так как часы могут идти на мертвом. Но город может быть и не нужен. В Киеве строится только одно здание и то достраивается. Правда, еще строится кинофабрика, но это не здание, а покрытое пространство для юпитеров, и оно не связано с Киевом, а строится при квартирах.

В Киеве — Днепр и Крещатик и мануфактура в магазинах та самая, которую трудно достать в Москве, и очень много казино с наглыми и подробными описаниями правил игры, нарисованными на стеклах. Но Киев не живой город.

Города переезжают. Новороссийск перелезает на другую сторону бухты к цементным заводам. Мертвая Керчь, город, в котором много женщин, сидящих в открытых окнах на подушке, — Керчь переходит к строящемуся заводу. Питер ползет к окраинам и становится городом-бубликом с красивой мертвой серединой, а Киев — город административный.