Рассвело и немножко потеплело. Из толпы уже торчали треножники громадных базарных весов. К 7 часам утра я попал к чаю в помещение местного кооперативного товарищества. Настроение здесь было оживленное и почти доходящее до боевой истерики. Только что были здесь представители Хлебопродукта, Госторга, Льноторга и совещались о непревышении лимитных цен. Все сговаривались и все не верили друг другу. Старший распоряжался: «Наше дело такое, что хоть бы базара и не было; наше дело лен удержать на местах, но если они на базаре против лимита, так они нам места спортят. Мы им лен не уступим; первыми через лимит не пойдем, но если они нарушат, то и мы нарушим». Седобородые сортировщики волновались (в льняном деле много старых специалистов). И вот здесь в обстановке базара, среди толпы, они забывали, что скупают уже не для себя и горячатся на совесть. Торг начался, как будто сорвался с цепи. Весы стояли рядом друг к другу, как пушки на фронте. Пушки эти были друг другу «враждебные». Едва какой-нибудь льнозаготовитель выставлял свои весы, его окружали со всех сторон конкуренты. Весы стояли не только в центре базара, но и на краях. Это была облава весов. Временами вдруг появлялся слух, что где-то с краю идет лен, и там нет наших весов. Всех весов, говорят, было 68 и из них наших штук 12, остальные Льноторга, Бежецкого Госторга, Райсоюза и частных скупщиков, подозреваемых в работе на госторговлю. Каша из телег, лошадей и людей не позволяла двигаться на базаре. Люди шли, неся лен за спиною громадными тюками. Скупщики выхватывали пучки льна, зажимали пучки между колен и разгребали хвост льна обеими руками. «Какая цена?» Покупатель называл. «Неладно», — отвечал сортировщик и называл свою цену. Весь торг на закупку льна шел несколько минут, меньше, может быть, — полминуты. Продавцы метались от весов к весам. Настроение было как на фондовой бирже. В 7 часов хороший лен стоил рублей 9, а потом с 9 он дошел до 11 р. 60 к., не успевали писать квитанции, для скорости писали цену прямо на продавце — 5 50, 6 50, 11 50; если цена была высокая, то продавец, даже получив деньги, не стирал ее и ходил с нею по базару, как газета или бюллетень. Вероятно, это так надо, — так скупать лен и вырывать его хвосты у продавцов, у крестьян, как перья из птиц на лету. Но при такой покупке оценка производительности труда становится делом удачи. Лен в своей цене явно зависит не только от качества, но и от настроения соседних весов. Мне сортировщики говорили, что лен, когда этого хочешь, кажется выше сортом.
Идет гонка не только за льном, но и за очередью около весов, потому что туда, где очередь, крестьянин лезет особенно охотно, и поэтому покупатель боится остаться без очереди. Бегают по базару, подгоняя людей к своим весам.
Уже час продолжались торги. Горы льна росли на рогожах. Быстро наваливали серию пучков на весы. Крестьяне недоверчиво смотрели на то, как стрелка весов двигается. Спорят о четверти фунта, следят за тем, чтобы гири не были грязными. Пытаются подсунуть в десятирублевый лен пятирублевый и, конечно, попадаются. Но прямой недобросовестности, например, недодачи товара, что совершенно легко сделать в атмосфере льняного бешенства, кажется, нет.
Весь торг продолжается полчаса, потом у весов становится тише. Еще стоят очереди, но вокруг очередей поредело. Видно, кто остался победителем. Отдельные покупатели все еще ходят с горбами льна и предлагают его по несуразным ценам.
В свой союз, разыскав его на базаре, приходит крестьянин и предлагает лен. Тут сказывались додачи. О додачах говорят все. На базаре крестьянин почти всегда чувствует себя обманутым, потому что умение взять цену — это отдельное умение, которого может и не быть у человека, создавшего хороший товар. Измученный и изнуренный на базаре продавец идет в свой кооператив, потому что его здесь не ловят на слове. У него есть надежда получить настоящую цену. Таких людей с базара кооператор принимает с обидной снисходительностью.
Кроме льна, на базаре продавали очень немного овчин, немного масла и совсем мало яиц. Лошади были плохие, 4-месячный жеребенок стоил 15–20 рублей. Если же он был от заводских производителей, то стоил 75 и даже 150 рублей. Так ценит деревня породу.
Да, кстати об агитации. Я не видал во всем Малахове ни одного клочка печатной бумаги, ни одного лозунга, ни одного плаката, хотя сюда собрались и ночевали и скучали после того, как схлынули с торга тысячи людей. Так, просто не пришло в голову. Крестьянин имеет достаточно психологии мелкого собственника. На базаре его возбуждают 68 весов с 68-ю разными ценами. Больше того, базар хочет проникнуть и в село, разрушая кооперацию. Назначают кооперативные товарищества день сдачи льна. Приезжают возы со льном. Лен этот уже именной, кооперативный, и сюда же приезжают другие заготовители и ставят свои весы.