Собрание сочинений. Том 1. Революция

Моются бабы и девки в бане (стр. 189). «В банях не было труб, в дыму, в паре, в красных печных отсветах, в тесноте толкались белые человеческие тела мужские и женские, мылись одним и тем же щелоком, спины тер всем большак…» и т. д.

Это не только у меня, но и у Пильняка цитата, Пильняк цитирует себя самого на стр. 160 и этим связывает «Заключение» с «Частью 3-й триптиха» с описанием поезда мешочников.

Кроме того, «поезд» связан с главой о доме Ордыниных «вопросиком», не был ли дежурный с «Разъезда Мар» Андреем Волковичем или Глебом Ордыниным. С главой о коммуне анархистов он связан многократным упоминанием в ней имени «Разъезда Мар», то есть единством места.

Линия Архипова (большевики) дана сперва непонятным упоминанием: связывающий образ «Китая» кончается.

«Там, за тысячу верст, в Москве огромный жернов революции смолол Ильинку, и Китай выполз с Ильинки, пополз…

— Куда?!

— Дополз до Таежева?!

— Врешь! Врешь! Врешь! Загорит еще домна, покатят болванки, запляшут еще аяксы и фрезеры.

— Вре-ошь! Вре-ошь! Вре-оошь! — и это не истерически, а быть может разве с холодной злобой, со стиснутыми скулами — это Архип Архипов» (стр. 26–27).

Линия Архипова протянута через весь роман, она дана в виде эпизода, Архипов — его отец (самоубийство отца), слабо связана с линией Ордыниных (знакомство и женитьба Архипа на Наталье), связана с крестьянской линией путем упоминания о «пугачевской бороде» (смотри замечание Троцкого).

Кончается линия Архипова путем полного повторения, мы опять видим: «Китай», Архипова (уже объясненного), завод и метель.

Здесь же дано сюжетное, для Пильняка только по традиции обязательное окончание, женитьба Архипова и Натальи.

Пильняк пытается здесь (довольно удачно) оживить понятие счастья-уюта, которое от этого должно получиться.

Архипов все время изучает словарь иностранных слов, Наталья же решила иметь мужчину только для ребенка, без уюта.

Но когда они сходятся, то Наталья говорит: «Не любить — и любить. Ах и будет уют, и будут дети, и — труд, труд! …Милый, единственный мой. Не будет лжи и боли».

«Архипов вошел, молча прошел к себе в комнату, — в словарике иностранных слов, вошедших в русский язык… — слово уют не было помещено.

— Милый единственный мой» (стр. 180). Последняя строка механически снова повторяет уже разрешенный мотив.

В качестве «мистического комментария» к этим линиям даны еще две линии, линия Семена Матвеева Зилотова, который начитался масонских книг и видит во всем пентаграмму. Глава, в которой вводится Зилотов, называется «Здѣсь продаются пѣмидоры». Зилотов живет перед такой вывеской, вот как он показывает пентаграмму. «Семен Матвеев Зилотов взял со стола пятиугольный картон, где в центре, в кружке написано было слово — Москва, а в углах — Берлин, Вена, Париж, Лондон, Рим. Молча подошел к Сергею Сергеевичу, Семен Матвеев сложил углы пятиугольника: Берлин, Вена, Париж, Лондон, Рим сошлись вместе. Снова разогнув углы, Семен Матвеев по-новому сложил пятиугольник — Берлин, Вена, Париж, Лондон, Рим склонились к Москве, и картон стал походить на помидор: окрашенный снизу красным».

«Пѣмидор» связывает эту пентаграмму с бытом, а сама пентаграмма должна давать всей композиции широкий мировой план.

Может быть, в этом сказалось (не в строе фразы) влияние Андрея Белого на Пильняка.

Зилотов же инсценирует в романе «мистическое» обладание Оленьки Кунц Лайтисом, на престоле церкви. Это самое натянутое и непутное место романа.

При описании Зилотова применена временнáя перестановка: его жизнь рассказана при его вторичном появлении (стр. 135–137).

Зилотов сам по себе только мотивировка появления в книге отрывков из масонских книг, они могли бы быть мотивированы и как найденные, как произнесенные на лекции, наклеенные на стене над обоями и так далее. Цель их — увеличение многозначности вещи и ощущения несводимости рядов.

С романом Зилотов связан самым примитивным образом — он живет в одном доме с Волковичем и присутствует при его неудачном аресте, он же поджигает монастырь.

Я подчеркиваю все время связи в романе, и поэтому, может быть, у кого-нибудь явится впечатление, что роман связан.

Так это не верно.

У сыщиков, говорят, было выражение: пришить такого-то к делу, так вот герои Пильняка вовсе не герои, а носители, даже скорее представители определенных кусков, они пришиты к роману занапрасно.

Потом они, или отдельные части тех кусков, которые они представляют, повторяются в других частях вещи.

Пришиты они в нескольких частях, так как композиции из них не получается.

Представителем другой комментирующей линии романа является «седой попик».

Связь его с романом следующая: он, видите ли, родственник Глеба Ордынина и живет в монастыре, где совершается «мистический» блуд Ольги Кунц.

Попик этот говорит длинно, сразу страниц на пять. Пильняк старательно, в старой, — старой и плохой манере русского рассказа перебивает речи попика, напоминая, что это все же речи в романе, а не передовица.