Я на сырой земле лежув обнимочку с лопатою.Во рту травинку я держу,травинку кисловатую.Такой проклятый грунт копать —лопата поломается,и очень хочется мне спать,а спать не полагается.«Что, не стоится на ногах?Взгляните на голубчика!» —хохочет девка в сапогахи в маечке голубенькой.Заводит песню, на беду,певучую-певучую:«Когда я милого найду,уж я его помучаю».Лопатой сизою сверкнет,сережками побрякаети вдруг такое завернет,что даже парни крякают.Смеются все: «Ну и змея!Ну, Анька, и сморозила!»И знаю разве только яда звезды и смородина,как, в лес ночной со мной входя,в смородинники пряные,траву руками разводя,идет она, что пьяная.Как, неумела и слаба,роняя руки смуглые,мне говорит она словакрасивые и смутные.19 декабря 1956
Славчонка
Я зарабатываю славу.Я зарабатываю горе,и нынче с этим нету сладу,и уж совсем не будет вскоре.В жене я ревность замечаю.Мои товарищи не в духе,и о себе самом случайноя узнаю дурные слухи.Мне сообщают, что пижон я.Держать приходится мне марку.Костюмы мерю напряженно,чтобы не дать случайно маху.Да, слава штука роковая,зачем за ней я, дурень, гнался?Всем незнакомым я киваю,чтоб не сказали – он зазнался.Не слава даже, а славчонка,совсем ненужная и злая,трусит за мной, как собачонка,хвостом бессмысленно виляя…Декабрь 1956
«Какое наступает отрезвленье…»
Какое наступает отрезвленье,как наша совесть к нам потом строга,когда в застольном чьем-то откровеньене замечаем вкрадчивость врага.Но страшно ничему не научитьсяи в бдительности ревностной опятьнезрелости мятущейся, но чистойнечистые стремленья приписать.Усердье в подозреньях не заслуга.Слепой судья народу не слуга.Страшнее, чем принять врага за друга,принять поспешно друга за врага.Декабрь 1956