Собрание сочинений. Том 4

Поэзия —               не мирная молельня.Поэзия —               жестокая война.В ней есть свои, обманные маневры.Война —              она войною быть должна.Поэт        сражаться, как на фронте,                                                 вправе,когда он прав,                      идя в огонь и дым.Поступки тех,                      кто на переднем крае,понять ли жалким крысам тыловым?От фронта в отдалении позорномони крысиным скепсисом больны.Им,     крысам,                 смелость кажется позерством

и трусостью —                      стратегия борьбы.Кричать герою: «Трус!» —                                        попытка трусовсебя возвысить,                        над героем встать.Поэт,        как ясновидящий Кутузов.Он отступает,                     чтобы наступать.Он изнемог.                  Он выпьет полколодца.Он хочет спать.                        Но суть его самаему велит глазами полководцаглядеть на время с некого холма.В движение орудья,                               фуры,                                        флагиприводит его властная рука.Пускай считают, что на правом флангесосредоточил он свои войска.

Но он-то,              он-то знает,                                что на левом,с рассвета ожидая трубача,готова к бою                    конница за лесом,ноздрями упоенно трепеща.Поэт воюет                  не во имя славыи всяческих чинов и орденов.Лгут на него.                    И слева лгут,                                         и справа,но он с презреньем смотрит на лгунов.Ну, а когда поэт —                            он погибает,и мертвый                он внушает им испуг.Он погибает так, как подобает, —оружия не выпустив из рук.

Его глаза боится тронуть ворон,Поэт глядит,                   всевидяще суров,и даже мертвый —                            он все тот же воин,и даже мертвый —                            страшен для врагов.1962

«Какая-то такая тишь…»

Какая-то такая тишьсо скрытым смыслом, самым высшим,что все, о чем заговоришь,должно быть равным этой тиши.Какая-то такая дальво всем – от счастья до страданий,что жизни дарственная даньдолжна быть равной этой дали.Какая-то такая ты —соединенье тиши с далью,что шум вчерашней суетыя ни во что теперь не ставлю.

Мои стихи сейчас тихии мне же светят отдаленно,как этих снежных гор верхив окне летящего вагона.На суету я уповал.Я жил без тиши и без дали.Казалось, всюду успевал,а это были опозданья.Я жить хотел быстрее всех.Я жаждал дел, а не деяний.Но где он, подлинный успех,успех, а не преуспеянье?!Простите, тишь, и даль, и ты.Каким я был, я не останусь.Я к суете сожгу мостыи с вами больше не расстанусь.И, суетой необольстим,во всем – от шутки и до стона —я буду сильным и большим.Все остальное – недостойно.1962

Трусливым добрякам