«Что грустишь, моя рыжая? —шепчет бабка. – Что стряслось?»свою руку погружаяв глубину твоих волос.Ты мотаешь головою.Ты встаешь, как в полусне.Видишь очень голубое,очень белое в окне.У тебя веснушек столько,что грустить тебе смешно,и черемуха сквозь стекладышит горько и свежо.Смотришь тихо, полоненно,и тебя обидеть грех,как обидеть олененка,так боящегося всех.В мастерскую его другапоздно вечером привели рукою кругло-круглопо щеке твоей провел.И до дрожи незаснувшей,не забывшей ничего,помнят все твои веснушкируку крупную его.Было мертвенно и мглисто.Пахла мокрой глиной мгла.Чьи-то мраморные лицанаблюдали из угла.По-мальчишески сутула,сбросив платьице на стул,ты стояла, как скульптура,в окружении скульптур.Почему, застыв неловко,он потом лежал, курили, уже совсем далекий,ничего не говорил?Ты веснушки умываешь.Ты садишься кофе пить.Ты еще не понимаешь,как на свете дальше быть.Ты выходишь – и немеешь.На смотрины отдана,худощавый неумелыш,ты одна, одна, одна…Ты застенчиво лобаста,не похожа на девчат.Твои острые лопатки,будто крылышки, торчат.На тебя глядят нещадно.Ты себя в себе таишь.Но, быть может, ты на счастьеиз веснушек состоишь?По замасленной Зацепепахнет пивом от ларька,и, как павы, из-за церквивыплывают облака.И, пожаром угрожаяэтажам и гаражам,ты проходишь, вся рыжая,поражая горожан.Пусть он столько наковеркал —так и светятся в лучахи веснушки на коленках,и веснушки на плечах.Поглядите – перед вами,словно капельки зари,две веснушки под бровямис золотинками внутри.И рыжа и непослушнав суматохе городскойраспушенная веснушканад летящей головой!1962