В поэзии сегодня как-то рыхло.Бубенчиков полно – набата нет.Трибунная поэзия притихла,а «тихая» криклива: «С нами Фет!»Без спросу превращая Фета в фетиш,бубенчики бренчат с прогнивших дуг:«Эстрада, ты за все еще ответишь.Ты горлопанством унижаешь дух».Дух, значит, шепот, робкое дыханье,и все? А где набат – народный глас?За смирными чистюлями-стихамине трусость ли скрывается подчас?Опасен крик. Подальше от напасти!Что в драку лезть! Подальше от греха.Какое скупердяйство мысли, страсти!Не Пушкины, а Плюшкины стиха.Идет игра в свободу от эпохи,но, прячась от сегодня во вчера,помещичьи лирические вздохискрывают суть холопского нутра.Мне дорог Фет, хоть есть поэты лучше,но, как на расплодившихся котят,с тоскою натыкаюсь я на кучимурлыкающих сереньких фетят.Все это лжевозвышенное фетство,мурлыканье с расчетом на века —от крыс и от сраженья с ними бегствов тот уголок, где блюдце молока.Не рождена эстрадною франтихойпоэзия, но нет в борьбе стыда.Поэзия, будь громкой или тихой, —не будь тихоней лживой никогда!28 ноября 1971
Слова на ветер
Бросаю слова на ветер.Не жалко. Пускай пропадают.А люди, как листья, их вертят,по ним, как по картам, гадают.И мне придавая значенье,которого, может, не стою,слова возвышают священновеликой своей добротою.Но если б девчонка замерзла,беззвучно шепча мои строки,вошла бы в меня, как заноза,не гордость, а боль по сестренке.И если бы кто-то печальныйв письме написал мне об этом,письмо я не стал бы печататьпод собственным скорбным портретом,Мне было бы важно дослезноне то, что я понят был тонко,а то, что замерзла, замерзла,замерзла, замерзла девчонка.И если бы пулями где-тостихи мои были пробиты,мне было бы важно не это,а то, что ребята убиты.Бросаю слова на ветер,ревущий о стольких несчастьях.Случайно – бросаю навеки.С расчетом на вечность – на часик.А ветер слова отнимаети тащит на суд и расправу.А ветер слова поднимаети дарит им смерть или славу.А ветер швыряет их с летатуда, где их ждут, где им верят,и страшно за каждое слово,которое бросил на ветер.Ноябрь 1971