Собрание сочинений. Том 6

Чьи рыжие волосы,                               будто бы пламя кометное,в Нью-Йорке взметнулись,                                          в Париже мелькнули?Ты песнями в морды швыряешься,                                                       будто каменьями,Мелина Меркури.Сейчас в героинях не дамы с камелиями —девчонки с каменьями.Сестренка,                 тебе посвящаю я оду!Пусть рыжая прядкав простреленной книге борьбы за свободунавеки —              закладка.И ты, поджигая собой города,по свету бушуешь божественно…Как стыдно молчащим мужчинам, —                                                            когдатрибуном

              становится женщина.И белые молнии вскинутых руктак яростно                   воздух                             рубят,как будто у статуи выросли вдруготбитые руки.Эллада,            тебя я увидел такой!Как храмы твои ни оплеваны,искусство —                    пощечина тою рукой,которая даже отломана.И слышат Мелину Афины и Крит,и все подземелия затхлые.Искусство твое —                            несдающийся крикот глотки, которая заткнута!Все зрячие греки асфалию злят.Слепые – надежны и выгодны.Искусство твое —

                            несдающийся взглядтех глаз,            которые выколоты.А ты все пляшешь,                              милый Зорба,и пьешь, наверно, потому,что на свободе быть позорно,когда почетно сесть в тюрьму.И только ноги ходят, ходят,и выручает всякий разтвое спасительное хобби —когда увяз,                 пускаться в пляс.И катастроф великолепныхты ждешь,                 пока что не в тюрьме,с одной девчонкой на коленях,с другой девчонкой на уме.И, неудачами раздавлен,ты предвкушаешь, злой,

                                      ничей,великолепие развалинпрогнившей власти хунтачей.И ты,        ногами балагуря,еще станцуешь,                         черт чумной,вдвоем с Мелиною Меркури,и я надеюсь, что со мной.Я пью по утрам                         свой московский кефир,Мелину несут самолеты,но слышу я голос подполья Афинот Сретенки                    и Самотеки.Но перед тобою,                          всемирная хунта,прекрасно и неумолимоискусство,                 как рыжее зарево бунтанад головою Мелины.

Париж, май 1972

Сын и отец

Ребенок, будь отцом отцу —ведь твой отец ребенок тоже.Он хочет выглядеть построже,но трудно – видно по лицу.Тебе читает книгу онпро Маугли и про Шер-хана,но в нем самом – за раной рана,он еле сдерживает стон.Ребенок, слезы отложив,утешь отца игрою шумной,когда, вернувшийся из джунглей,отец не верит в то, что жив.Не оскорби из баловствасвоим ребячьим произволом,своим бесчувствием веселымтвое наследство – боль отца.Переделкино, июнь 1972

Старая дева