Собрание сочинений. Том 6

Любимая,               испуг в глазах твоих.Что сделать,                   чтоб от страха излечилась?Но я не знаю,                     кто из нас двоихрастерян больше                           тем, что так случилось…И не терявшийся                            среди убийц,                                                хамья,постылой славы                          или ресторанства,перед твоей растерянностью                                              ясам растерялся.Мне жестко отвечая,                                 как вралю,ты защищаешь                        красоту и юность,но все-таки звучит:                               «Я вас люблю», —когда ты говоришь:                              «Я не люблю вас».

Любовь растет на свалках,                                          в лопухахзастенчивым беспомощным растеньицем.В ней так же,                     словно в истинных стихах, —растерянность.Самоуверенность                            есть признак фальши чувств.Я растерялся до изнеможенья,и я как будто заново учусьи говорить,                 и совершать движенья.Все кажется тебе,                            что в дверь стучатся.Дай губы нареченные твои,в отчаянье нечаянного счастьярастерянность                       навеки                                   раствори…Гагра, октябрь 1972

Непонимание

Закон непонимания единв России,              на Таити

                             и в Японии…Я вас любил,                    я так с ума сходил,а вы не поняли.Над вами любопытство верх взяло.Ну что ж,               вы это удовлетворилии отвернулись после от всего,что мне дало невидимые крылья.«Любимая! Меня вы не любили…»Есенин, —                та же самая беда,и стало небылью                           все то, что было былью,а может, было небылью всегда.А вы?        А ты?                Что чувствовала ты?А может быть, не чувствовала даже,и роль сыграл                       простой закон продажиза воображенные цветы?Но я надеюсь…                        Робко, но надеюсь,

что ты была со мной так жестокалишь потому,                      что внутреннее детствовнушило относиться свысока.Надеюсь,               что когда б тебе сейчася кинул слово,                       беззащитно-подлое,ты бы сказала:                       «Я любила вас,а вы не поняли».Гагра, октябрь 1972

Твои шаги

И все, что море ни играет,когда над пальмами ни зги,что ни нахрустывает гравий, —твои шаги, твои шаги.Ты там на севере проклятом,тебя укравшем у меня,и кеды выцветшие снятыу лжекаминного огня.И по дороге, без дорогико мне идут, как в забытьи,такие маленькие ноги,

такие – Боже мой! – мои.Как сквозь репьи, идут сквозь беды,блестя белками на боках,твои в колючках горных кеды,в разводах соли на мысках.Я вижу крошечные копьяконцов шнурочных жестяныхи на шнурках – седые хлопьяносков абхазских шерстяных.Твои шаги мне предрешают,что мне себя не побороть.Тебя их шорох воскрешает,и шорох обретает плоть.Жизнь без тебя не опустела.Со мной, – горячечно дыша,шагами слепленное тело,шагами спетая душа.И шепчут в мраке кинозала,где на экране – сапоги, —все то, что ты мне не сказала,твои шаги, твои шаги.Гагра,октябрь 1972

О, только бы не привыкнуть