Собрание сочинений. Том 8

Две снежинки —                            две подружкисели,        словно побирушки,съежившись на холоду,на кремлевскую звезду.«Мы —            воскресшие снежинкине смогли найти Дзержинки,да и мало ли чего.У Москвы-капиталисткииз Америки сосискии другое личико.Как Россия,                    мы и самиумирали,               воскресали.Танцевали мы,                         искрясь.Но закон природы древен —нас     из крошечных царевенпревращало время в грязь.Раздавался обреченнонаших тел хрустальный хрустпод колесами тех черных,тех,      ахматовских «марусь».Покружив над башней Спасской,сиживали мы с опаскойна усах у Сталина,а еще блистали натолько с виду простоватом,на хрущевском,                          розоватом,с бородавкой, «пятачке»,и на брежневских бровищах,

над Европою нависших,и андроповском крючке.А потом             снежинок стая,к Мавзолею подлетая,села радостно в кружокна каракулевый,                           с дымкойи начинкой-невидимкойгорбачевский пирожок.Но на танк,                   хлебнувши виски,влез он,             как на броневик,новый,           антибольшевистскийmade in Urals большевик.Не запутался он в путче,но, медвежисто упрям,дал себя запутать в Пуще,где полно медвежьих ям.Лишь снежинки                           скорбно,                                         краткоцеловали               по-людскикрасный флаг,                        с Кремля украдкойстянутый по-воровски.И теперь в медвежьей ямеоказался Russian bear.Весь чечнями,как шершнями,поискусан,                  оробел.Показать боясь, что слабый,он рычит,                да вот беда —

свои атомные лапывсе сует,              да не туда…Тебе,Родина-мавродина,не страшен враг любой.Ты собою обворована,в яму брошена собой…Нам куда,                снежинкам,                                    деться,в нашей нынешней грязи?Ты позволь,                    звезда,                               вглядетьсяв новый лик всея Руси!»А звезда им отвечает:«Как страну,                     меня качает.То ли сменят не без рискана двуглавого орла:«Эй, слезай,ты коммунистка!Слишком красной ты была!»То ли с видом казначеяк нам на башни,                           как червяк,Шварценеггера ловчеепрыгнет долларовый знак?То ли я сама сорвусьв незнакомую мне Русь?»На Руси сегодня вольно.Мимо нашенских лолитв «ягуарах»,                    «мерсах»,                                    «вольво»демократия рулит.

Едут дяди                 в стольном градена «феррари» и «пежо»сквозь:            «Подайте Христа ради!»,сквозь:            «Ужо вам всем, ужо…»Русь умело охамела.                                  Неужели больше нетсреди стольких «альф-ромео»ни Ромео,                ни Джульетт?А у иномарок драмы,                                   потому что всюду —                                                                    ямы.Все шоферы —                        ямщики,ибо ямы глубоки.Но в какой бездонной яметихо шепчутся во снелишь с корнями и червямивсе, погибшие в Чечне?По каким подвалам,                                  клетямты запрятала, Москва,павших в девяносто третьем,как пожухлая листва?Над Москвою мурловатойраздается —                    шорк да шорк!Звук,         чуть-чуть гарлемоватый,ну, ни дать ни взять —                                     Нью-Йорк.На Ордынке,                      на Тишинкешорк да шорк от детских рук.Ни Чайковскому,

                             ни Глинкеи не снился этот звук.Это иномарок мордытрут мальцов московских ордыБудущие Генри Фордыили сброд,                 а не народ?Щетки,            тряпки,                         губки,спреив ход все громче,                            все быстрее!Лик России —                        не Расеи —не сотрите!                   Он умрет!Не сотрите,                   дурни-люди,будущие времена!Что с Россией нашей будет?Да и будет ли она?И, удрав на перекресток,Пушкин тоже тряпкой трет,словно гарлемский подросток,стекла грязные «тойот».Так, не ахая,                     не охая,лишь вздыхая иногда,говорила одинокаякремлевская звезда.Две снежинки —                            две подружкик ней прижались в заварушкеи с рубиновым бочкомпошептались,                       но молчком…1995