И откровенный норов слога, Как чистой совести сестра. Тобой взлелеянная строго, Являла правда у костра.
В ее удаче не изверясь, Желал ты ближнему добра. И походил костер на ересь Среди больничного двора.
И вот однажды не печальник, Чей искони приветлив лик, А местный сумрачный начальник Перед костром твоим возник.
И заявил: — Больной Твардовский, Я отвечаю за надзор. И вы, коль есть запрет таковский, Извольте погасить костер!
Но ты в пожаре листопада Ему достойный дал отпор: — Ступайте прочь! Вам знать бы надо, Что мой неугасим костер!..
Когда несли тебя к могиле, Шел снег. Печаль была остра. Молюсь, как годы мне сулили, На пламень твоего костра.
И у свободы он в почете, И не подвластен никому, И ложь в сусальной позолоте Не смеет подступить к нему!
Нас двадцать миллионов
От неизвестных и до знаменитых, Сразить которых годы не вольны, Нас двадцать миллионов незабытых — Убитых, не вернувшихся с войны.
Нет, не исчезли мы в кромешном дыме, Где путь, как на вершину, был не прям. Еще мы женам снимся молодыми, И мальчиками снимся матерям.
А в День Победы сходим с пьедесталов, И в окнах свет покуда не погас, Мы все от рядовых до генералов Находимся незримо среди вас.
Есть у войны печальный день начальный, А в этот день вы радостью пьяны. Бьет колокол над нами поминальный, И гул венчальный льется с вышины.
Мы не забылись вековыми снами, И всякий раз у Вечного огня Вам долг велит советоваться с нами, Как бы в раздумье головы клоня.
И пусть не покидает вас забота Знать волю не вернувшихся с войны, Когда вы отличаете кого-то Иль снова не прощаете вины.
Все то, что мы в окопах защищали Иль возвращали, кинувшись в прорыв, Беречь и защищать вам завещали, Единственные жизни положив.
Как на медалях, после нас отлитых, Мы все перед Отечеством равны Нас двадцать миллионов незабытых — Убитых, не вернувшихся с войны.
Где в облаках зияет шрам наскальный, В любом часу от солнца до луны Бьет колокол над нами поминальный И гул венчальный льется с вышины.
И хоть списали нас военкоматы, Но недругу придется взять в расчет, Что в бой пойдут и мертвые солдаты, Когда живых тревога призовет.
Будь отвратима, адова година. Но мы готовы на передовой, Воскреснув, все погибнуть до едина, Чтоб не погиб там ни один живой.
И вы должны, о многом беспокоясь, Пред злом ни шагу не подавшись вспять, На нашу незапятнанную совесть Достойное равнение держать.
Живите долго, праведно живите, Стремясь весь мир к собратству сопричесть, И никакой из наций не хулите, Храня в зените собственную честь.
Каких имен нет на могильных плитах, Их всех племен оставили сыны. Нас двадцать миллионов незабытых — Убитых, не вернувшихся с войны.
Падучих звезд мерцает зов сигнальный, А ветки ив плакучих склонены. Бьет колокол над нами поминальный, И гул венчальный льется с вышины.
Ремонт рейхстага
Под сенью собственного флага На стенах взятого рейхстага Мы начертали письмена: «Конец войне!», «Победа!», «Слава Тебе, советская держава!» А рядом — наши имена.
Перед грядущими веками Мы начертали их штыками. Когда окончили поход. И слез не прячут ветераны, Подняв не рюмки, а стаканы, Вернувшись в сорок пятый год.
Но лег рубеж в самом Берлине, И на заречной половине Отремонтирован рейхстаг. Велась работа быстротечно, И не без умысла, конечно, Осуществлялся этот шаг.
Хоть камень крепче, чем бумага, Был дан приказ: со стен рейхстага Стереть автографы солдат. Притом в заносчивой гордыне Решили в Западном Берлине И время повернуть назад.
Но время не переупрямить, И сохранит людская память, А с ней свободная молва, Какие были на рейхстаге Начертаны рукой отваги Неистребимые слова.
В окружении
Мариэтте Шагинян
Была в окружении рота, Сражаясь в смертельном кругу, И вскоре не выдержал кто-то И сдался на милость врагу.
Но бой продолжался, как прежде, И волею был одержим Приказ оставаться в надежде, Приказ пробиваться к своим.
А недруг сулил им другую Судьбу не ценой головы: — Сдавайтесь! Прорвать круговую Засаду не сможете вы!
Но верность хранили зароку Солдаты, шатаясь от ран. И вел их, подобно пророку, В кровавых бинтах капитан.
Он не обещал им почета, А только — на волю права. Прорвав окружение, рота Была ни жива, ни мертва.
И славной свободы при этом Известна ей стала цена… Бывать в окруженье поэтам Случалось во все времена.
Чуть теплились звезды надежды, Мерцая над словом живым. — Сдавайтесь!— кричали невежды, К мундирам прильнув голубым.
Страшась, что имеют поэты Над словом пророческим власть, — Сдавайтесь!— кричали клевреты, Меняя крапленую масть.
И кто-то сдавался на милость Поправшему совесть врагу, Но кровь непокорно дымилась На грозном январском снегу.
И гроб на санях до рассвета Сокрылся, а рядом конвой. Но юноша в чине корнета Бесстрашно рискнул головой.
Отважно поэты сражались, И честь им была дорога. К потомкам они прорывались, Прорвав окруженье врага.
Всех лучше им стала при этом Свободы известна цена. Бывать в окруженье поэтам Случалось во все времена.
***
Неслась звезда сквозь сумрачные своды, И я подумал, грешный человек. Что, промотавший собственные годы, Живу, чужой присваивая век.