Я вижу матерей от слез незрячих, Их горечи стихами не унять. Кап-кап, кап-кап — мир переполнен плачем… Неужто, люди, я проспал опять?
ПЕРЕМЕНЫ
Дождь то льет, то затихает, То совсем перестает… Нам природа изменяет Безнадежно круглый год.
День то плачет, то смеется, Будто малое дитя. И заигрывает солнце, Из-за тучи выходя.
Мне оно напоминает Тех людей, что без конца Наспех должности меняют, Мысли, чувства и сердца.
Туча со звериным рыком Мечется на небесах — Я ее сравнил бы с рынком, Где цена растет, как сад.
Покачав косматой гривой, Расширяется она, Гордо и неторопливо Нарастает, как волна.
И осенний день, как поезд, Ускользает в полумрак… Только дождь, как чья-то повесть Не кончается никак.
Я звоню из автомата… — Занят, — Мне в ответ бубнят… Все торопятся куда-то Без оглядки наугад.
Словно в интересном месте Обрывается кино… Никого, наверно, здесь мне Отыскать не суждено.
С кем под дождик этот серый Мог бы душу отвести И раскрыть, как книгу, сердце, Где написан лучший стих.
Даже слово — то, что в муках Отыскал наверняка, Ускользает, точно щука Из рыбацкого садка.
Наважденье это что ли?.. Дождь в окно мое стучит Головной несносной болью, Для которой сто причин.
И когда свои печали Я не в силах скрыть уже — Ты, как музыка, нечаянно Прикасаешься к душе.
***
Люблю я робкий миг первоначальный, Когда восходит солнце из-за гор… И ветер, кроны сонные качая, С природой затевает разговор.
Люблю костер, зажженный на поляне. И самый первый в жизни сенокос. И фильм, который наш киномеханик В аульский клуб из города привез.
Люблю зимой бодрящий первопуток, Когда, как снег, все помыслы чисты. Люблю гортанный клекот диких уток И вешний праздник первой борозды.
И первый шаг от отчего порога В столицу, что впервые увидал. И первозданный гнев морского бога, Швыряющего волны на причал.
И незакатный тот далекий вечер В Гунибе среди девственных берез, Когда, накинув шаль тебе на плечи, Я первое признанье произнес.
Люблю и тот апрель: когда в эфире Послышался взволнованный сигнал И первый космонавт в подлунном мире; — Поехали… — застенчиво сказал.
Всего ж сильней люблю я величавый Простой напев народа моего… Хоть сладок фимиам столичной славы, Мне горький дым Цада милей его.
***
Я и сам, конечно, пес из псов, Но покорным никогда не стану… Лишь один мне дорог в мире зов – Моего родного Дагестана.
Как услышу посвист отчих гор, Так любой барьер преодолею. Только с ними славу и позор Разделить я поровну сумею.
Никому я не принадлежу, Не ищу поддержки злобной стаи. Днем покой любимой сторожу, Ночью сон ребенка охраняю.
Дня меня не сыщется цепей Ни простых, ни золотых тем боле. Пусть в хозяйском доме веселей – Я предпочитаю жить на воле.
Запирайте души на засов. Сторожите двери неустанно… Я и сам, конечно, пес из псов, Но из тех, кто служит Дагестану.
Надпись на книге, подаренной Джаминат Керимовой
Джаминат, в Японии вишневой, В госпитале давнею весной Встретил я японца пожилого В изголовье дочери больной.
За окном палаты Хиросима Розовою сакурой цвела, А в глазах отца невыносимо Боль испепеляла все дотла.
Он сказал, что в молодости тоже Сочинял когда-то горячо… Но стихами горю не поможешь, Потому решил он стать врачом.
Джаминат, цветок равнины хрупкий, Почему при встрече, без конца, Когда ты протягиваешь руку, Вспоминаю вдруг того отца?..
Я не маг, не доктор умудренный, Не дают молиться мне грехи, Но пускай коленопреклоненно К Богу припадут мои стихи.
И, взмолившись каждою страницей, Выпросят пусть лучший из даров, Чтоб из крыл кумыкской певчей птицы Не упало ни одно перо.
***
Кружится снег в подлунном мире… А жизнь до горечи мала. Сверкнет она огнем в камине И поседеет, как зола.
— Обиды не носи с собою И с другом примирись сполна. — Такую музыку порою Наигрывает чагана .
Но я молчу… И вы молчите, Расстроенные струны дней. Мой поезд все быстрее мчится К последней станции своей.
Я мировую выпью с другом. Но что изменится, когда Опять по замкнутому кругу Помчатся дружба и вражда?..
Нет, не смирится песня с визгом, Заполонившим белый свет, И не унизится до свиста Эстрадной прихоти поэт.
Как Феникс, Вновь воскреснет вера, И не убавится талант. Что мне до щупальцев карьеры, Ведь жизнь до горечи мала.
Пускай искусство на подделку Еще меняют иногда… Что толку склеивать тарелку — В ней не удержится вода.
И сердце склеить невозможно: Коль сквозь него сочится боль О тех, кто ставил мне подножку И сыпал мне на рану соль.
Но если этого им мало, Пусть поторопятся, пока Еще мне время не настало — Ведь жизнь обидно коротка.
И все же, как огонь в камине, Горит любовь в душе моей… А снег идет в подлунном мире Все беспокойней и сильней.
Уже не этой ли порошей Заметена моя весна?.. Прошу тебя — Не пой о прошлом Так безысходно, чагана.
Иную музыку я слышу, Ту, от которой не устал. Она всего на свете выше, Как наша совесть, Дагестан!
ТЕНЬ
Тень ни любви не знает, ни вражды И от работы не изнемогает. Тень не боится вечной мерзлоты И в пламени внезапном не сгорает.
Глухонемой — ей песня не нужна. Незрячей — ей неведомо прозренье. Бесплотная — не чувствует она Мучительную дрожь землетрясенья.