Тень — сирота без близких и родных, И детский смех ей противопоказан. Но все же она бродит средь живых И разъедает души, как проказа.
Такой актрисы мир еще не знал, Копирующей мимику и жесты. Она гипнотизирует весь зал Своим талантом к перемене места.
А зрители под действием его Лишаются и воли, и сомнений — И незаметно все до одного Становятся покорными, как тени.
Прикажут им — кивают головой, Единогласно руки поднимая… Поманят их — бесформенной толпой Несутся, друг на друга наступая.
И у стихов есть тени-близнецы… Давным-давно постиг я их повадки — Они плетут терновые венцы И с правдою, шутя, играют в прятки.
Их невозможно даже пнуть ногой, Они всегда в тени, всегда в засаде: Скрываются за каждою строкой, Охотятся за каждою тетрадью.
Я вездесущность их не выношу, Не принимаю гибкости беспечной, И потому на выборах прошу Лишить их права голоса навечно.
Чтоб чистоту завещанных идей Угодничество их не запятнало… Пусть тени будут только у ветвей, Склонившихся над путником усталым.
РАЗДУМЬЯ НАД НОВЫМ СТИХОТВОРЕНИЕМ
День завтрашний… Когда же он наступит? Не рухнет ли попутчиков стена?.. В кольце желаний дерзких, как поступки, И эта ночь короткая длинна.
О, сколько кропотливого таланта Вложила в перстень мастера рука! Так и в душе, как в гранях бриллианта Сверкают лица, судьбы и века.
Где мама — безнадежная, как горе, И где невеста — девственный цветок?.. Как лодка, затерявшаяся в море, Как Одиссей, я так же одинок.
Морская пена кровь мою впитала И в полночь челн брала на абордаж, Но только от последнего причала Его хранит бессмертный экипаж…
… Убитые и канувшие в вечность Герои всех народов и времен Встают и оживают, и навстречу Решительно спешат со всех сторон.
Вновь из пучины сумрачного Эго, Сияя первозданной чистотой, Потерянная Богом, словно эхо, Всплывает Атлантида над водой.
И скорбная земля Святой Елены, Где пленник знаменитый угасал, В тот миг, когда склоняю я колено, Мне салютует черным блеском скал.
И остров Крит изяществом порталов Своих дворцов манит издалека… Как будто бы еще не прикасалась К их совершенству варвара рука.
Так тянется воспоминаний лента Картины черно-белой, будто жизнь. Так тикают часы во тьме вселенной. Так возникают ночью миражи.
… Но вот уже заря зарделась ало, И Дагестана славного певец, Я гордо поднимаю покрывало, Чтоб показать невесту, наконец.
СТАРЫМ ДРУЗЬЯМ
Друзья мои старые, я не хочу Поверить в безумие ваше… Ведь если и я, оробев, промолчу, Никто больше правды не скажет.
Коль бедная кляча свой срок отживет, Хозяин ослабит подпругу. Да, что говорить, Дикий лебедь — и тот, В беде не оставит подругу.
Он вскормит птенцов желторотых своих, Научит летать их высоко… Об этом расскажут вам лучше, чем стих, Прибрежный камыш и осока.
А вы, потерявшие разум и стыд, Покинули дом без волненья. Как камень надгробный, очаг ваш остыл А как в нем трещали поленья!
Но разве состарили женщин родных Не ваши грехи и ошибки, Которые честно они на двоих Делили с покорной улыбкой?
И эти-то руки, что вас уберечь Могли от любого дурмана, Сегодня небрежно вы сбросили с плеч, Как сор с пиджаков иностранных.
Друзья мои старые, я не хочу Поверить в безумие ваше… Ведь если и я, оробев, промолчу, Никто больше правда не скажет.
Когда вы в атаку по тонкому льду Бежали, звеня орденами, И в смертном бреду, И в кровавом поту Не их ли клялись именами?
А где-то в тылу на работе мужской Они без упреков и жалоб От доли лихой, от могилы сырой Хранили ребят ваших малых.
Когда же стихи тяжких лет фронтовых Вам добрую славу снискали, Вы вдруг позабыли тех женщин седых, Что в юности вас вдохновляли.
Опасен успех, как лавина в горах, Заманчивы юные лица… Они отражаются в ваших глазах, Мелькают на ваших страницах.
И вот уже снежный предательский ком Несется по склону с разбега, Сметая и память, и совесть, и дом — Лишь стекла торчат из-под снега.
Разбился навек драгоценный сосуд, Лет сорок не знавший угрозы. И только по темным морщинам текут Скупые холодные слезы…
Пусть муза устала и стала больной, Но вспомните — в простеньком ситце Она прибегала полночной порой, Бесшумно листая страницы.
То ярко сияла, как будто звезда. То робко, как свечка, светила. В чернильницах ваших при ней никогда Не пересыхали чернила.
А новая вихрем джинсовым влетит, Наделает шума и гама. Неоновым светом стихи озарит, Слепящим, как эпиталама.
Друзья мои старые, я не хочу Поверить в безумие ваше… Ведь, если и я, оробев, промолчу, Никто больше правды не скажет.
Вы губы кривите и морщите лбы — Мол, в дело чужое не суйся. Мол, это не прихоть, А выбор судьбы, Что чувства, как карты, тасует.
Мол, вещи и деньги, квартиру и сад Мы бывшим оставили честно… А кто и насколько во всем виноват Теперь разбирать неуместно.
… Ах, как вы гордитесь своей прямотой, Своим благородством упрямым. Спешите в театр с красивой женой, Как будто с ходячей рекламой.
Но те, кого вы не водили туда, Вас не осуждают, ей-богу. Хоть вы и сбежали трусливо, когда Зима подступила к порогу.
Живут себе тихо, а не напоказ, Предчувствием тягостным мучась: А что, коль нежданно-негаданно вас Постигнет такая же участь?