В день ожидаемого приезда экспертов главный стан рудника с утра принарядился: улицы были еще раз выметены и политы, более грязные места посыпаны песком. Конюхи надели новые красные рубахи, а многие бабы — праздничное платье; ребята сидели смирно по завалинкам, а играть уходили на задворки; телята были загнаны в стойки, откуда по временам раздавалось их жалобное мычанье; только с собаками ничего нельзя было сделать, и они бродили, уныло опустив хвосты и морды, в тщетных поисках отбросов, которых в этот день вокруг домов — увы! — не было.
Вскоре после полудня из последней станицы на Ононе, откуда дорога сворачивала к руднику, прискакал нарочный с известием, что «гости» приедут около пяти часов вечера. Поэтому Николай Константинович распорядился готовить ужин, к которому пригласил старших служащих с их дамами, чтобы сразу представить их экспертам.
С каждым получасом нетерпение ожидания в главном стане росло. По почину станового, обещавшего угощение в виде пряников и конфет, дети рабочих и мелких служащих в возрасте от восьми лет организовали «сигнализацию»; они расположились цепью «махальщиков » по склону долины, откуда можно было видеть большую дорогу на несколько верст. Самый дальний махальщик, завидев экипажи, должен был подать сигнал второму, второй — третьему и т.д., так что весть о приближении гостей должна была долететь до стана со скоростью оптической телеграммы.
Термин «эксперт» не был понятен ни рабочим, ни детям. Придуманная штейгером кличка «луидоры» получила предпочтение. В последние дни и на рабочей улице, и в разрезах, и на руднике так и говорили: «луидоры приедут, луидоров ждут, луидорам покажем».
Томительное ожидание, наконец, кончилось: дальний махальщик неистово замахал с вершины сопки белым флажком, и сигнал быстро пролетел по цепи до стана. Здесь толпа ребят, собравшаяся у последней избы, завидев сигналы, пустилась в карьер по рабочей улице с воплями: «луидоры едут, луидоры, луидоры!» И по всему стану прокатился этот крик: «луидоры едут!»
Вот вдали послышались колокольцы, перезвон их становился все яснее и яснее, и, наконец, из-за опушки леска у поворота дороги вырвалась первая тройка и в карьер понеслась к стану, за ней на некотором расстоянии вторая. Коренники мчались, задирая головы под колокольцы, языки которых били их по ушам; пристяжки скакали, загибая головы колесом в бок и брызгая пеной с удил; мелкие камни летели из-под копыт во все стороны; колокольцы словно захлебывались и хрипли от напряжения.
В тарантасах, с откинутым верхом, сидели какие-то запыленные серые субъекты, по два в каждом.
Экипажи бешено промчались по рабочей улице, затем по площади, мимо амбаров, где собаки встретили их концертом, затем мимо домов служащих, обитатели которых высыпали на крылечки. Наконец ямщики круто осадили лошадей у крыльца дома управляющего.
Репиков стоял уже на крыльце вместе со становым; ради столь важного случая становой сменил свой обычный костюм. Он был очень комичен в сюртуке, который морщил на спине и страшно резал под мышками; воротничок немилосердно давил шею, подпирая жирный подбородок и заставляя багроветь лицо.
Для гостей были приготовлены все три комнаты «посетительской», находившейся в том же доме, через сени от квартиры управляющего. Для украшения посетительской Лидия Николаевна употребила много стараний, а довольно скудная и старая мебель была заменена лучшей, позаимствованной частями у многих служащих. Обстановка получилась довольна разношерстная, но цветы на окнах и угловых столиках, кисейные занавески, трюмо и большой ковер в первой комнате, служившей приемной, коврики у кроватей и над кроватями, разные безделушки на стенах и столах придавали помещению жилой и уютный вид.
Приехавшие вылезли из тарантасов, сбросили с себя пыльники и, снимая перчатки, поднялись на крутые ступени крыльца, где Репиков представился сам и представил станового. Эксперты назвались. Мистер Борк был сухопарый мужчина средних лет, высокого роста, темный блондин, с длинным лицом, под большим прямым носом коротко подстриженные усы; голубые глаза смотрели пристально из-под пушистых, запыленных бровей, а красиво очерченные губы обнаруживали при разговоре великолепные крупные зубы. Он говорил по-русски почти без иностранного акцента, но медленно, словно отчеканивая каждое слово, так что речь его выходила торжественной.
Горный инженер Грошев, его помощник, был несколько моложе, брюнет с окладистой черной бородой, загорелым лицом и живыми серыми глазами, немного ниже ростом, слегка сутуловатый и довольно полный.
Невысокий и худощавый инженер-химик Фернер имел ярко-рыжие волосы, прыщеватое лицо с крючковатым носом и клочковатой бородкой; говорил пискливым голосом.
Четвертый приезжий был служитель Матвей Колчеданов, взятый в помощь Грошеву и Фернеру для опробования забоев и анализа проб.
После взаимного представления Николай Константинович провел экспертов в приготовленные комнаты, предложил им отдохнуть с дороги и пожаловать в семь часов к нему на ужин.
XII